Так что если в каком-то разговоре Бог упоминался больше двух раз, и это был не анекдот, я отходил или вежливо сворачивал беседу. Даже когда меня уже увлекло наше с Дашей “путешествие за правдой”, я аккуратно обходил Бога, также как некоторые “обходят” в супе варёный лук или перец.
Вероятными причинами тому послужили два фактора.
Во-первых, я вырос в семье, где религией была наука. Мои родители, бабушки и дедушки всю жизнь посвятили науке и преподаванию — химия, ботаника, русский язык и литература. Одна из бабушке, кстати любила подчеркивать, что она твердый атеист. Когда в возрасте лет пяти я спросил ее почему, она ответила мне примерно так. “Посмотри, сколько дурости в мире. Почему Бог это допускает? И почему у разных народов разный Бог? Который из них настоящий? И вообще — Гагарин вон в космос летал и Бога никакого не видел. Выходит нет его.”
Другие члены семьи были не столь категоричны, но слово “Бог” звучало у нас исключительно в виде восклицания “Слава богу”, которое использовалось автоматически как устойчивая фигура речи. В целом вера в Бога негласно считалась дома признаком плохого образования. Мол, понятное дело, что если плохо учить в школе физику и химию, то вокруг будут сплошные чудеса и придется объяснять их Богом. Зато если учиться хорошо, то всему найдется понятное рациональное объяснение.
Во-вторых, этот последний постулат подкреплялся моими эпизодическими встречами с верующими. Те набожные люди, которых я встречал в детстве, и правда демонстрировали изрядное невежества, которое я неосознанно обобщал и распространял на всех людей, говорящих о Боге.
Так что мое отношение к нему долгое время было осторожным. Да, на моей карте мироздания сравнительно рано возникли манящие глубиной чёрные дыры вечных вопросов бытия. Однако я не спешил затыкать эти дыры чем-то таким же размытым и непонятным.
Когда нам с Дашей посчастливилось выпрыгнуть из карьерно-денежных забегов и преодолеть турбулентность транзитного периода первоначальных тревог, мы обнаружили, что за пределами общепринятых социальных магистралей жизнь течет иначе. Отсутствие четких распорядков и длинных списков дел помогло узнать недостижимое прежде расслабление и ясное спокойствие. В таком состоянии оказалось значительно легче услышать собственную мелодию и следовать за ней. Чем мы и занялись.
В ответ мир начал потихоньку являть нам свои скрытые прежде стороны. Иногда это это было просто и красиво, а иногда настолько ошеломляюще, что напоминало стихотворение Иоанна Кресты (Juan de la Cruz), написанное им в 16 веке.
Я очутился в том краю,
вкусив неведенья такого,
что выше знания любого.
Не знаю сам, какой тропою
вошел я в край сей заповедный,
не знаю, где я, но не скрою,
что в этот миг мой разум бедный,
покинув мир немой и бледный,
вкусил неведенья такого,
что выше знания любого.
…Креста знал, о чем писал. Вкус упомянутого им “неведенья” настолько запределен, что сравнить его не с чем. Становится очевидным сократовское “Я знаю, что ничего не знаю” и этот странный поначалу угол зрения делается естественным, принося неожиданное облегчение.
Известный нам мир является лишь договорной реальностью, созданной и поддерживаемой концептуальным человеческий мышлением и языком. Эта конструкция подобна дрейфующей в космосе коробочке. Существующая наука безусловно достигла определенных успехов, описывая некоторые явления внутри коробочки, однако происходящее за ее пределами так же таинственно и необъяснимо как тысячи лет назад.
Мир не просто гораздо шире наших представлений о нем. Он бесконечно шире. Или, как писал Марсель Пруст — “Никогда не бойтесь зайти слишком далеко, потому что Истина еще дальше.”
Отплывая все дальше от известной гавани, я пытался актуализировать свою карту в привычных координатах и, подобно многим другим путешественникам, начал писать посты, ведя таким образом своего рода судовой журнал. Поначалу я предпочитал использовать такие понятия, как Жизнь / Природа / Вечность, Истина, Дхарма / Дао и т.п. По сравнению с ними слово “Бог” казалось мне слишком высокопарным и обязывающим, создающим религиозный контекст, и, главное, содержащим слишком много проекций из разных культур и времен. Каждая культура имеет свои представления о том, что такое Бог и как о нем можно говорить. Забор из этих представлений часто так высок, что закрывает самого Бога.
Однако по мере того, как знакомые берега привычного социального нарратива отдалялись, в дымке вокруг стали возникать очертания новых островов и континентов. Облака проекций вокруг слово “Бог” рассеивались, а все перечисленные выше слова сливались в единый многомерный указатель. Его части оформлены в разных стилях и на разных языках, но указывают они все в одном направлении — к Богу.
Узнав Его однажды, мы начинаем видеть Его повсюду. Он и прежде всегда был рядом, просто мы не знали, куда и как смотреть. Похожим образом наше внимание при взгляде на комнату переходит от одного объекта к другому, игнорируя пространство между ними. Нам кажется, что там ничего нет и можно это пропустить. Аналогично мы привыкли жонглировать в уме разными объектами, но плохо видим, как именно происходит это жонглирование. И потому все отпущенное время мы смотрим на жизненные сюжеты, но почти не видим и не чувствуем самой Жизни. Мы все сидим на уроках, но думаем, что мы на базаре, где нужно спорить и торговаться.
Когда же Суть происходящего начинает хотя бы мимолетно проступать, начинают ослабевать и спадать силки наших давних логических противоречий.
Мы видим, как долгие годы трепыхались в них, думая, что вот-вот освободимся, а на деле лишь больше запутывались. Каждый развязанный узел означает, что стихает какой-то внутренней спор, правая рука перестает воевать с левой, и энергия перестает расходоваться впустую.
В Жизни нет никаких противоречий. Любые рациональные нестыковки возникают и живут лишь в наблюдающем их человеческом уме. Люди с завязанными глазами держатся за разные части слона и увлеченно спорят друг с другом о том, что это за животное такое, и как оно выглядит. Это продолжается пока Бог не спустит одному из спорщиков повязку и не подмигнет. После этого спорить становится не о чем и некому. Человек кланяется, смеется и отходит в сторону. Спорящая часть эго-конструкции схлопывается, как собранный в тетрисе ряд. Со временем выстроится новая часть, но это будет уже другая история.
Когда-то мне казалось, что научная парадигма, в которой я вырос, отдаляла меня от Бога. Однако у Бога отличное чувство юмора. Один из его любимых инструментов — парадоксы. Будучи веткой, выросшей на “ученом дереве”, я унаследовал тягу к исследованию. Мои родители и родственники исследовали внешние объекты, а меня позвал мета-слой и объекты внутренние. То есть в итоге меня привело к Богу именно то, что, как поначалу казалось, мне мешало.
Стоит заметить, что под словом “Бог” я подразумеваю не какую-то из фигур, стоящих в центре мировых религий, а нуминозность как таковую, без имени и формы. Переживание человеком контакта с нуминозным — фундаментальный опыт встречи с Высшей силой. Встречей, которую нельзя запланировать и к которой нельзя подготовиться. На нее нельзя прийти с группой поддержки или компанией. И нет волшебных техник, пилюль или Учителей, которые помогут такую встречу гарантированно организовать за конкретные сроки.
Никакие внешние условия и действия не могут целиком заменить самостоятельной внутренней работы, которая состоит в кропотливом, очень специфическом устремлении и тонкой согласованности внутренних движений. Их невозможно передать словами, но их можно почувствовать и сделать одним из своих маяков. В поле Учителя это намного легче, но делать все равно необходимо самим.
Появление Учителя — процесс двухсторонний. В нужный момент Бог соединяет его с учеником, как мы соединяем пальцы, чтобы потереть один о другой и соскрести грязь или просто почесать.
Два года назад мне захотелось объединить свои “дорожные наблюдения” за минувшие 15 лет в форме художественного романа. Так в октябре 2021 родился “Ветер в Пустоте”.
Когда меня спрашивают о чем эта книга, то я обычно отвечаю, что о внутреннем поиске и трансформации как главном путешествии человека между рождением и смертью. О движение из известного в неизведанное. О приключениях молодого предпринимателя…
В то же время для меня самого ответ всегда был и остается очень коротким: “О Боге”.
Оглавление