— Заходи, Старый, — шепнула Кира.
— Иду, Кудрявенькая, — отозвался Сережа и “влетел” в бесконечную черноту ее зрачков.
Перед глазами замелькали цветные пятна, и он почувствовал себя стрелой, летящей и пронзающий какие-то дымчатые складчатые занавески. Голова закружилась и он понял, что вот-вот потеряет сознание, когда где-то в центре его головы возник голос Киры: “дыши”. Телесные ощущения были непривычно далеко и Сереже показалось, что прошло несколько секунд, прежде чем посланная им команда “вдохнуть” стала конкретным действием. Совет сработал — после первого же вдоха головокружение снизилось, а затем исчезло.
Следом он вспомнил про “кнопку” между лопатками, стало уже ясно, что именно она помогает ориентироваться и действовать в этих пространствах. И действительно, стоило коснуться ее вниманием, как абстрактные цветные пятна сложились в четкую картинку.
Они с Кирой парили в широком темном пространстве, причем, несмотря на его бархатную черноту, Кира выглядела исключительно резко и ярко. Ее переливающиеся радугой волосы слегка развевались, хотя никакого ветра не ощущалось, на лице светились древние узоры и играла легкая улыбка. Руки лежали на коленях.
Она походила на богиню или фею из восточных мифов или японских мультфильмов, настолько прекрасную, что думать словами об этом было невкусно и бесполезно. Хотелось просто продолжать смотреть на нее, впитывая ее неземную красоту как целебный нектар.
Кира это явно видела, понимала и была не против. Более того, Сереже показалось, что она предлагает ему пойти дальше и не просто впитывать ее красоту, а нырнуть в нее. Причем отнюдь не через глаза. Когда он представил это, то чуть смутился, и тогда снова услышал ее голос. “Заходи, Старый” — нежным шепотом задорно позвала она.
Нельзя сказать, чтобы он знал, что делать. И нельзя сказать, что не знал. Возникшее в нем знание имело иную природу, чем все, что он как Сережа учил во дворе, школе, университете и на последующих курсах и семинарах. Его существо само знало, что и как делать. Знание о следующем шаге возникало за мгновение перед его выполнением.
Сережа направил внимание в низ своего живота, где обнаружился внутренний резервуар со светящейся субстанцией. Он не нагибал голову, и не смотрел на себя глазами, но вместе с тем ясно видел и ощущал этот резервуар. Кира чуть заметно кивнула, показывая, что он на правильном пути. Отмахнув оставшиеся стеснения, он с плавным выдохом открыл невидимый клапан и увидел, как бело-синий луч вышел из него и, подобному магниту, устремился к противоположному полюсу, которым была Кира. Когда он вошел в нее, она коротко вздрогнула, ее губы приоткрылись, а затем луч, поднялся вдоль ее позвоночника до груди, став к этому моменту розово-красным. Там он на мгновение задержался, а затем метнулся назад к Сереже.
Он бережно впустил его в область сердца, чувствуя как он изменился за время своего путешествия, а затем опустил в нижний резервуар и замкнул таким образом возникший у них с Кирой контур. В этом квадрате он и Кира были своего рода трансформаторами — каждый получал от другого энергию, менял ее с помощью доступной ему природной алхимии и возвращал назад.
Теплый Поток от Киры, входивший в его грудь, ощущался им как Забота, Сострадание, Мягкость, Жизнь, Любовь. В нижнем потоке была сила, статная и упругая, на которую можно было опереться, если вдруг потерял равновесие, схватиться и подтянуться, если надо быть повыше, сделать из нее дубину, чтобы дать кому-нибудь по башке или просто сесть на нее и сладко кататься, кататься и кататься.
Делает ли Кира что-то из этого списка, и что она чувствует, он не знал, но ей явно было хорошо. “Надо будет потом спросить, что там у нее происходит”, — заметил он мелькнувшую мысль и попытался ее запомнить, чтобы вернуться позже, но она выскользнула и улетела в небытие.
Несмотря на то, что создать и поддерживать контур оказалось легко, будто он занимался этим каждый день, в целом Сережа чувствовал себя трехлетним ребенком, играющим с айпадом. Он уже привык к тому, что в этом необычном пространстве мог совершать действия, про которые в обычной жизни ничего не знал, но природа и смысл происходящего оставались недоступны.
— Эй. Не отвлекайся, — вернула его Кира к процессу. Кажется она хотела повысить напряжение в контуре, и для этого нужны были действия с двух сторон. Сережа приоткрыл кран пошире, и поток стал более плотным и тугим.
Поддерживать его было легко и приятно. Процесс даже напомнил Сереже езду на мощном мотоцикле или Лехином Порше, когда ты ощущаешь, что в любой момент едва заметным усилием кисти или стопы можешь не просто ускориться, а прыгнуть вперед. Одно осознание этой силы с непривычки перехватывало дыхание и заставляло лицо расплываться в детской улыбке.
Возникший у них с Кирой процесс отчасти напоминал секс, но стоящая за ним вселенная смыслов не делалась от этого автоматически понятной. Чтобы эти смыслы развернуть пришлось бы снова плести замысловатую словесную паутину, которая создавала лишь иллюзию понимания. В частности была совершенно неясна загадочная метаморфоза, с помощью которой он трансформировал входящий от Киры поток. Она явно имела какой-то глубокий смысл, который как и ее техническая сторона, были недоступны. Он просто мог это делать и все.
Качества, которые поток получал от Киры, были ему знакомы, но, по сравнению с ней, присутствовали в малом количестве. Если у него был аквариум с водой, то у Киры — океан. Вероятно с качествами нижнего потока все обстояло симметрично. Сережа чувствовал, что происходящий процесс действует на них обоих целительно, калибруя какие-то тонкие внутренние настройки, от которых зависело не просто качество жизни, а сама эта жизнь вообще. Будто калибровалась та самая главная привычка “быть Сережей”.
Где-то далеко сменился трек и снова послышался мелодичный и загадочный звон колокольчиков. Внезапно Кира начала меняться, словно она была узором калейдоскопа, и теперь его начали вращать. Сначала медленно, а затем все быстрее. Однако даже в этом плотном и поначалу несвязно шумном потоке визуальной информации, Сережа ясно различал короткие мгновения, когда перемешивающиеся частицы складывались в конкретный образ.
Сначала это была Кира в разных возрастах — маленькая внимательная девочка со смешными косичками, седая морщинистая старуха, лучистая хитренькая бабушка, насмешливая старшеклассница со взглядом нигилиста, молодая озорная девушка, женщина за 30, 40, 50, 800. Некоторые образы повторялись по много раз, иные возникали единожды и исчезали навсегда.
Затем стали возникать исторические образы из прошлого и позапрошлого столетий, средних веков и Античности. Менялись прически, костюмы, эпохи, возраст. Герцогиня, крепостная девушка, императрица, дворянка, медсестра, сельская учительница, портовая проститутка, воспитательница в детском саду, политик, бизнес-леди, принцесса, революционер, ворчливая бабка и несчетная вереница других ролей жизненной пьесы, названия для которых не подбиралось сходу, но это вообще говоря и не требовалось.
Некоторые лица были искажены гневом, окрашены печалью или каким-то страданием, отчего Сережа чувствовал, как у него играют желваки или текут слезы. Другие были игривы и беззаботны, и тогда он радовался и дурачился вместе с ними.
Смена образа проходила по одному шаблону, и Сереже потребовалось некоторое время, чтобы его осознать. Дело в том, что почти все лица на первый взгляд не имели почти ничего общего с той Кирой, которую Сережа знал в обычной жизни. Однако стоило ему посмотреть внимательнее в глаза напротив, как из их глубины приходил знакомый ответ. И это возникшее узнавание, моментально подсвечивало ее черты в этих вроде бы незнакомых лицах.
Великая сила, за пределами его разумения, несла их через вечность, меняла внешность и житейские декорации вокруг, позволяя им в каждой следующей сцене заново узнать друга друга и встретиться. По-настоящему встретиться. Одновременно тем же самым и другим.
Подобному тому как острая швейная игла проходит сквозь слои ткани, скрепляя их ниткой, они с Кирой пронзали бесконечные слои времени, пронося через них какую-то свою нить.
— Я тебя знаю? — беззвучно спрашивал он ее.
— Тебя знаю, — улыбалась она в ответ.
— Кто ты?
— Ты.
Этот удивительный полет продолжался достаточно долго, краем внимания Сережа заметил, что музыка несколько раз сменилась. А потом он почувствовал, что в их странном приключении началась следующая фаза.
Ощущение дежавю, поначалу совсем слабое, стало более отчетливым. Внимание почему-то само притянулось к возникающему между ними _узнаванию_, которое вдруг захотелось рассмотреть подробнее. Сережа навел на него лупу внимания, и возникшая “раскадровка” оказалась неожиданной.
Каждый раз вслед за тем, как его Серый волк радовался тому, что узнал Красную шапочку в новом наряде, он эффектно этот наряд с нее срывал или срезал острым как бритва взглядом. Затем он нырял в ее глубину, и встречал там смеющуюся Киру, похожую в этот момент на ухмыляющуюся Бабу Ягу. И в этот момент он понимал, что вся сцена была спланирована ей изначально. Это было сладкой игрой, в которой она раз за разом его обыгрывала, прикидываясь простушкой и заставляя его распускать перья и поигрывать мускулами. Она намеренно дразнила его, кокетливо убегая и увлекая за собой. Просто потому, что ей нравились его перья и мускулы. И еще нравились эти догонялки. И тот момент, когда его торжество в конце становилось растерянностью ее явно забавлял.
Она словно бежала через огромный пестрый рынок, теряясь в его лавках, чтобы неожиданно возникнуть в каком-то новом наряде, а когда Сережа его срывал с нее, она, хохоча, убегала дальше.
Он чувствовал, что начинает уставать и хотел остановиться, но стоило ей выйти в новом образе, как он странным образом забывал об усталости. Ему казалось, что она зовет на помощь и нужно ее спасать. Так что он кидался и был снова рад срывать с нее “пеньюары”.
Механизм, который заставлял его раз за разом терять голову, был настолько глубинным, что рассмотреть его не получалось. Кира была здесь опытнее и он ощущал себя под чарами профессионального фокусника, когда смотришь на ловкость рук, но видишь чудо.
Кира похоже заметила, что он устал, потому что скорость ее превращений стала снижаться, а потом все декорации исчезли и они оказались в темноте, откуда все началось.
Теперь они просто смотрели друг на друга как Кира и Сережа. Их полет сквозь время, с погоней и сексуальным разоблачением, сейчас отчетливо виделся игрой. Сладким и волшебным, но наваждением. Ясность была приятнее. Он чувствовал, что потратил много сил и с интересом смотрел на Киру, которая казалось не просто не устала, а была еще прекраснее, чем в начале. Похоже эта игра ее совсем не утомила.
Он вспомнил про Бабу Ягу, которая раз за разом встречала его внутри красной шапочки и сразу ее увидел. Но теперь она не старалась его очаровать или куда-то увлечь, а просто смотрела. Выглядела она как обычная Кира, может постарше лет на 30.
Бабой Ягой ее делали озорные морщинки и ведьминские искорки в глазах. Они сообщали, что их хозяйка хитрая, но добрая. Хитрая в том смысле, что неясно, чего от нее ждать. Но поскольку она добрая, то плохого можно было не опасаться.
Сереже вдруг показалось, что эта Баба Яга и есть та древняя сущность, которая проявлялась через Киру и от этого снова пришла тонкая и глубокая радость узнавания. Такая же как в начале их полета, до того, как Красная Шапочка стала дразнить волка.
Вместо секса теперь была дружба и какое-то особое родство. Сереже показалось, что человеческий мир — это большой незнакомый город, куда волшебный автобус привозит путешественников на экскурсию. Они расходятся осматривать достопримечательности и теряются в шумной городской суете, забывая, что они туристы и скоро ехать назад. Кира была таким же космическим туристом, и напоминала ему про город, экскурсию и то, что они тут на время.
Это от этого возникала сложная комбинация чувств — к благодарности за напоминание и радости от вспоминания примешивалась тихая грусть осознания, что в городском шуме от всего этого останутся только смутные неразборчивые отголоски.
“Почему так происходит?”, — подумал он. — Почему мы так легко забываемся?” И тут же вспомнил доску с наклейками привычек, напугавшую его во сне. “Привычка быть Сережей”, — понял он. Стоило ему о ней подумать, как доска появилась перед ним. Она была на расстоянии, так что он видел ее целиком. Страха не было, и Сережа хотел приблизиться, но понял, что не может — что-то его держало. Похоже, что это была Кира, она звала на помощь, и это не было прежней игрой в догонялки. Вернувшись к ней он оказался в небольшой комнате. Кира по-детски сидела на полу, обхватив руками колени и спрятав лицо. Она была девочкой лет 10 и горько плакала. Сережа чувствовал ее страх, боль и еще какую-то неясную незнакомую опасность, исходившую от самого этого места.
Приблизившись, он заметил странную темно-зеленую петлю на ноге Киры. Она обвивала ее щиколотку и уходила в стену. Сережа подергал ее, но она не поддалась, зато страх Киры усилился. Он дернул сильнее, и тогда раздался жуткий вой, а комната пришла в движение. Стены, пол и потолок начали дрожать и выгибаться, будто они были из резины, а снаружи в них ударяло что-то большое и тяжелое.
Затем комната расширилась в несколько раз и подозрительно затихла, отчего Кира пронзительно закричала. “Он хочет раздавить нас”, — взвизгнула она.
Сережа не понял, о ком она говорит, но времени разбираться не было.
Комната снова дрогнула и начала стремительно сжиматься, но за мгновение до того, как этот живой пресс схлопнулся, он накрыл Киру крыльями, и вокруг них возник переливающийся огнем красно-синий шар защитного кокона.
Все шесть плоскостей комнаты ударили в шар и разом отскочили. В местах соприкосновения с шаром на них остались темные, словно подпаленные пятна.
— Мы внутри него, понимаешь? — прошептала Кира, выглядывая на Сережу из под его крыльев.
Сережа уже начинал догадываться. Раздался какой-то грохот, потом возникла вспышка, и комната превратилась в темно-зеленого монстра весьма неприятной наружности. То, что держало ногу Киры было его пуповиной. Монстр был в ярости.
Его голова откинулась назад, а затем резко дернулась вперед, выплюнув густой шипящий сгусток.
— Кто это? — спросил Сережа. — Твой ребенок?
Кира не ответила, лишь закрыла глаза и бессильно опустила голову. Казалось, что она обесточена.
Очередной сгусток влепился в кокон с шипением превращаясь в дым. Этот удар был сильнее прошлого, Сережа почувствовал это по скачку энергии, необходимой для поддержания кокона. Он посмотрел на монстра.
— Кто ты? Чего ты хочешь? — спросил он телепатически, удерживая защитное поле и одновременно вытянув вперед две длинные энергетические руки.
Вместо ответа монстр зарычал и снова плюнул. Закрывая одной рукой линию корпуса, Сережа сбил другой летящий в них сгусток, так что от пролетел мимо.
Момент касания был совсем коротким, но его оказалось достаточно, чтобы Сережа понял — монстр плевался горечью. Он тяжело страдал от того, что его отталкивают и не любят.
— Слушай внимательно, — обратился он к Кире. — Я не знаю кто это. Но то, что ему нужно, можешь дать только ты.
— Что я могу ему дать? — тихо пробормотала она.
— Ты мне сама показала, что все существа хотят одного — любви.
Кира покачала головой.
— Я не могу. Я пустая и мой “моторчик” не работает.
Сережа только сейчас заметил в ее груди странную чернеющую холодом воронку. Плана как и прежде не было, но правильные действия по-прежнему возникали сами. Продолжая удерживать кокон, он позвал космическую мать, которая недавно качала его на руках. Как только он ощутил ее присутствие за спиной и заботливые объятия, он наполнил этой заботой всего себя, а затем направил ее теплым сердечным лучом Кире.
Он хотел заделать ее пробоину и наполнить сердечный сосуд, но Кира уверенно перенаправила его луч ниже, где находился моторчик ее женской алхимии. Как только он заработал, это случилось достаточно быстро, они вдвоем начали заполнять сердечный резервуар. Параллельно Сережа удерживал контур, который защищал их от ядовитых плевков.
Наконец пробоина сузилась до небольшой царапины и Кира стала быстро розоветь. Вскоре она уже улыбнулась и уверенно повернулась к монстру, попросив Сережу знаком снять защиту. Теперь она снова была в своем обычном возрасте. Монстр прекратил плеваться и смотрел на ее недоверчиво и агрессивно.
Кира сложила пальцы перед грудью в сложную мудру и стала что-то быстро шептать. Сережа не мог разобрать слов, но они явно работали. Монстр сначала недовольно зарычал, потом удивленно замер, лег на пол как домашнее животное, а затем стал быстро уменьшаться.
Когда он достиг размеров кота, Кира подошла и взяла его на руки. Она гладила его и качала, как ребенка. Кот начал быстро светлеть и вскоре из темно-зеленого стал изумрудным. Тогда она подняла его перед лицом и они долго смотрели друг другу в глаза. А затем петля на ее щиколотке расцепилась, а его пуповина рассыпалась. Изумрудный кот лизнул ее нос и мурлыкнул. Она медленно убрала руки, однако он не упал, а плавно стал отдаляться. Отплыв на несколько метров, он вильнул хвостом, снова мурлыкнул и исчез, оставив в пространстве несколько зеленых искрящихся светлячков.
Кира села напротив Сережи, сложила руки на груди в знак благодарности и слегка поклонилась.
— Благодарю, — прошептала она.
Сережа кивнул.
Тяжелая плита неощутимой до этого усталости навалилась на него своим весом.
— Пойдем домой, — тихо сказала Кира.
Сережа молчал. Сверху давила усталость, а внутри быстро разгоралось раздражение.
— Нам пора, Учитель скоро уйдет. А ты потратил много сил.
— А куда я их потратил? — выкрикнул Сережа, чувствуя, раздражение уже не сдержать. — Сначала бегал за тобой по рынку: “_догони меня серый волк”_, “_ой, боюсь-боюсь”_, "_попробуй поймай”_, “_вау, какой ты сильный_”, и вот это все. Потом спасал тебя от какого-то детского монстра. И теперь значит домой? У меня тоже тут есть дела.
— Чего ты хочешь? — спокойно спросила Кира.
— Увидишь, — сухо ответил Сережа и пришпоренный своим раздражением устремился к доске.
Она была на месте, и на ней по-прежнему висело много наклеек, но сейчас они были бледными, а сама доска прозрачной и напоминала скорее висящую в космосе прямоугольную рамку.
Сережа уверенно подлетел к ней и замедлился на границе, услышав голос Киры.
— Стой. Не сейчас.
— Почему это? — с вызовом обернулся он.
— Во-первых, у тебя мало сил. Во-вторых, у тебя мало ясности. В третьих, мой Учитель за этой чертой не поможет.
— А где этот Учитель был когда в нас твой зеленый непонятно кто плевался?
— Старый, пойдем домой, пожалуйста. Просто поверь мне.
— Это ты мне поверь. Я нормально себя чувствую. Хочу просто глянуть одним глазком. Если там так сложно все, то лучше помоги, а отговаривать не надо.
Он повернулся к прямоугольнику и влетел в него.
Впереди показалась гигантская вращающаяся воронка. Воспринимаемая реальность, если можно так ее назвать, стала рывками меняться, как будто на телевизоре произвольно переключали каналы.
Сережа увидел как хаос обретал формы, которые затем разрушались, становясь хаосом, из которого появлялись новые формы и т.д. Рождение и смерть не были фиксированными точками начала и конца, а лишь кратким промежуточным состоянием бесконечного непрерывного процесса. Он не сразу сообразил, что эти видения отвлекают его, а когда спохватился, то понял, что уже поздно. Воронка втягивала его и никакой возможности включить задний ход у него не имелось. Перед ним мелькнул музыкальный автомат из Макдональдса и череда каких-то знакомых, но давно забытых ощущений. “Это конец?, — спросил он сам себя. — Похоже на то”. Страх внутри дернулся и расслабился, сменившись странной апатией. Ему показалось, что где-то далеко его кто-то зовет какая-то женщина. “Кира”, — подумал он. “Кто такая Кира?” — возникла следующая мысль? Звуки и образы смешались в бессвязную мешанину, а потом его что-то плотно обхватило, резко дернуло назад, вспыхнуло и погасло.
Очнувшись, он увидел склонившиеся головы каких-то существ. Они выказывали заботу и казались знакомыми, хотя явно не были людьми. Существа общались между собой и Сережа каким-то образом их понимал.
— он нас воспринимает, — сказал один.
— Пусть, — отзывался второй. — Потом подправим.
— Загрузка сознания завершена, — сказал третий. Включение через “три”, “два”, “один”…
Дальше >