“Необычный сон”, о котором предупреждал Михаил, случился в первую же ночь. От обычного он отличался невероятной яркостью и реалистичностью переживаний. Если в простых снах присутствовала специфическая фоновая странность, смутно подсказывающая, что это сон, то здесь сомнений не возникало — происходящее было не просто настоящим, а даже более реальным, чем та жизнь, к которой Сережа привык. Впрочем, как он понял наутро, само понятие “реальность” явно требовало если не пересмотра, то более внимательного и глубокого рассмотрения.
Вероятно, именно в силу необычной яркости запомнить сон было легко. Однако Сережа сразу понял, почему Михаил посоветовал ему не болтать об этом. Было вообще неясно, кому такое можно всерьез рассказывать — в его круге подходящих для этого людей точно не было. В лучшем случае посмеются, а в худшем решат, что крыша поехала.
Странности начались сразу после того, как Сережа лег и, как ему показалось, привычным образом заснул. Вместо бессознательного забытья он вдруг ощутил небывалую ясность и яркость.
Казалось, будто он сам стал живым вниманием. Ясным и целостным, воспринимающим все и сразу, а не как набор отдельных каналов. Вспомнилась фраза из детских книжек: “он весь превратился во внимание”. Она передавала суть очень точно, хотя авторы и переводчики использовали ее в совсем других контекстах.
Сережа не сразу понял, что его тело исчезло, а когда понял, то ничуть не смутился и просто отметил этот факт. Каким-то образом он знал, что здесь быть без тела нормально, словно уже бывал тут, причем не раз. Любопытно, что несмотря на отсутствие тела, память о его геометрии сохранилась, словно тело стало невидимым и невесомым. Пространство, где он оказался, походило на большую комнату, в центре которой он мягко парил. Прямо перед ним на расстоянии нескольких метров так же парило большое облако, которое, без сомнения, было живым. Оно слегка меняло форму и размер, сжимаясь и разжимаясь, как будто дышало. Кроме того, на его поверхности переливался постоянно меняющийся гипнотический узор, который, казалось, жил сам по себе.
Каким-то невыразимым образом было совершенно ясно, что Существо перед ним несоизмеримо старше, сильнее и разумнее него. Никакой угрозы от него Сережа не ощущал, и потому страха не было, только удивление и любопытное возбуждение. Вокруг него возникли чьи-то невидимые руки. Одна из них мягко прикоснулась к нему в том месте, где у его обычного тела была середина лба. Сережа вдруг понял, что его внимание очень раздергано. Если сравнить его с лучом фонарика, то пятно его света спонтанно прыгало по пространству, совершая хаотичные движения. Стоило ему это понять, как внимание стало стабилизироваться, словно дрожащую руку с фонариком кто-то заботливо поддержал, чтобы она не тряслась. Возникшую стабильность внимания сравнить было не с чем, он никогда не испытывал ничего подобного — все его привычные состояния отсюда казались суетливой бестолковой возней.
Вторая рука мягко дотронулась до центра его живота и, казалось, повернула какой-то невидимый регулятор в глубине его существа. Сережа почувствовал, что он, оказывается, полон напряжений. Таких глубоких, старых и привычных, что давно перестал их замечать. А сейчас он их не только замечал, но видел, как они уменьшаются, будто на каком-то пульте опустили соответствующий рычажок, отвечающий за их интенсивность.
Происходящее выглядело совершенно невероятным, если смотреть на него из московской квартиры, но дело в том, что и московская квартира и сама Москва отсюда выглядели еще более невероятными. Забота, исходившая от Облака, была такой искренней и безусловной, что Сереже вдруг захотелось плакать. Теплый шарик благодарности возник в его груди, и он мысленно протянул его по направлению к облаку.
Прикоснувшиеся к нему руки исчезли, а затем он заметил, что мысли странно меняются, приобретая форму фраз. Каким-то образом он сразу сообразил, что это телепатическое сообщение от облака. Удивления снова не было — такой способ коммуникации здесь был таким же естественным, как отсутствие тела, и Сережа откуда-то это знал. Более того, слова были лишь малой частью входящего сообщения. Помимо них, оно содержало интонацию, визуальные образы, запахи и звуки.
— Здравствуй, — сказало существо. Сережа отметил, что это была простая форма обращения, наиболее близкая к “ты”, но в ней не было пренебрежения или сюсюканья, которое иногда встречается у бабушек или дедушек по отношению к маленьким внукам. Скорее, это походило на голос пожилого соседа, который обращается к соседскому ребенку. — Здравствуйте, — ответил Сережа также телепатически. — Меня зовут Зауг. Сережа “поклонился” и хотел представиться в ответ, но понял, что в этом нет необходимости: Зауг знал, как его зовут и, кажется, знал про него еще много чего другого. Похоже, что вообще все. — Да, я знаю тебя, — подтвердил Зауг. — Мы встречались, хотя сейчас ты этого не помнишь. Все живые люди в твоем мире видели меня хотя бы один раз. И еще хотя бы один раз увидят. Каждого из вас я встречаю и провожаю. Зауг замолчал, видимо предлагая Сереже это осмыслить.
— Вы имеете в виду рождение и смерть? — Включаю и выключаю, — сказал Зауг, и Сережа ненадолго увидел странный образ. В темноте перед ним появился сверкающий музыкальный автомат с компакт-дисками, какие одно время ставили в кафе. Любой посетитель за небольшую плату мог выбрать кнопками диск и трек — оглавление картотеки размещалось на передней стенке машины. Компакт-диски давно вышли из обихода и автоматы стали уделом музеев или ретро-заведений, но Сереже повезло застать такую машину в Макдоналдсе на Юго-западной, он даже несколько раз ставил там треки Элвиса. Если верить старым американским фильмам, то еще раньше вместо дисков в таких автоматах были виниловые пластинки, но Сережа таких экземпляров никогда не видел. Репертуар загруженных в автомат дисков обычно отдавал нафталином, но для Сережи кайф был не в том, чтобы заставить посетителей слушать его выбор, а в наблюдении за механизмом автомата.
Его передняя стенка делалась прозрачной, так что сквозь нее были видны компакт диски, заряженные в специальные обоймы. При вводе номера диска железная “рука” подъезжала к нужной обойме, вытаскивала диск и переносила его на проигрыватель, где он начинал весело вертеться. Иногда проигрыватель был встроен прямо в “руку”. И вот сейчас Зауг показал ему этот давно забытый им музыкальный автомат, а затем почему-то особенно выделил эту роботизированную “руку”. Образ возник буквально на мгновение, и когда он уже почти растворился, Сережа поймал кончик ускользающего сообщения.
Зауг был чем-то или, вернее, кем-то вроде такой “руки”, а люди — компакт-дисками. Некоторые из них крутились на проигрывателях — в отличие от автомата, их здесь было много, — а некоторые ждали своей очереди в обоймах.
Осознание вызвало странный привкус чего-то давно забытого и важного, так что Сережа захотел вернуть музыкальный автомат и рассмотреть его получше. Метафора была хоть и яркой, но неполной, отчего к ней стали быстро созревать уточняющие вопросы. Однако, когда он попытался снова представить автомат, Зауг его остановил, и Сережа понял, что нужно слушать дальше и не отвлекаться. Он уже догадался, что возникший из его памяти неожиданный образ автомата, был использован его умом, как ближайший подходящий по смыслу, поскольку точных слов для интерпретации сообщения Зауга там не было.
— Некоторые люди помнят фрагменты наших встреч, и через их рассказы я попадаю в ваш фольклор под разными именами и образами. Я работаю здесь “привратником” с момента возникновения вашего мира. Ваш мир — это дом, а мы сейчас в сенях. Всякий, кто входит в дом или выходит из него, должен пройти через сени. Сказать, что я живу в сенях, будет не совсем верным. Я сам являюсь этими сенями, вы все проходите через меня. Однако при вашем текущем уровне мышления такое логическое построение создает много дополнительных вопросов, поэтому для упрощения я буду говорить, что я здесь живу и работаю. Время в “сенях” и в “доме” течет с разной скоростью. То, что для вас было пару сотен тысяч лет назад, для меня было сегодня ранним утром, а сейчас у меня почти полдень. Я — это вы через много эволюционных циклов.
Зауг замолчал, и Сережа понял, что это пауза дана ему для дополнительного осмысления услышанного. — Люди станут такими облаками? — Я говорю не о форме. Она может быть разной. — А как я сюда попал? Почему вы мне это рассказываете? — Пришла пора. Твоя скорлупа истончается и скоро треснет. — Скорлупа? — Вы называете ее “эго”. Она подобна скорлупе, которая защищает вызревающий плод. Когда он созрел, она трескается, и начинается следующий этап развития. — И что мне нужно делать? — осторожно спросил Сережа, чувствуя, что внимание начинает потихоньку уставать. Зауг не ответил и Сережа повторил свой вопрос. — Я только что показал тебе, — ответил Зауг. — Тебе нужно _смотреть ровно_. Это основная задача всех людей. — Я не понимаю, — расстроенно сказал Сережа. — Ты устал, тебе пора возвращаться. — А сейчас я сплю? — Спит тело. А ты здесь. Вернее ты _смотришь_ сюда.Твое внимание и психика еще не привыкли и быстро устают. Твоя точность интерпретации моих сообщений составляет менее 50%. Я оставлю для тебя посылку с декодером, он поможет понимать больше. — Посылку? Что мне с ней делать? Как я ее открою? — Она откроется сама. Сережа снова почувствовал, что рядом с ним возникли невидимые руки, одна из которых дотронулась до его лба. В этот раз прикосновение напомнило сеанс удаленного подключения технического специалиста к его рабочему столу на компьютере. Где-то что-то двигалось, открывалось, сканировалось, редактировалось. Через мгновение руки отодвинулись. — Я буду помнить эту встречу? — Кое-что. Недолго. Сережа показалось, что где-то возник индикатор, показывающий то ли обратный отсчет, то ли емкость батареи. Судя по нему, времени оставалось совсем немного. — Это как-кто связано связана с Михаилом? Мне нужно продолжать медитацию? — В тебе есть все необходимое. Оно уже распаковывается. Сережа хотел поклониться и сказать спасибо, но комната вместе с Заугом стала быстро блекнуть, а затем все погасло, будто где-то выдернули шнур питания с биркой “Сережа”.