Сережу такие вопросы настораживали, и хотя никаких планов у него не было, он ответил аккуратно:
— Есть кое-какие дела, да. А что случилось?
— У меня массаж был назначен, Мастер уже тут, а сейчас вдруг встреча выездная срочная возникла, перенести нельзя. Я подумал — может ты вместо меня сходишь?
— Куда, на встречу? — удивился Сережа.
— На массаж, — хмыкнул Михаил. — Ты чего — не любишь?
— Да не знаю… Не то чтобы не люблю. Просто не особо хожу. Это надолго? Сколько стоит?
— Послушай, это не обычный массаж, у тебя такого точно не было. Это как попасть к очень хорошему доктору. Денег не надо, все оплачено. Я просто не хочу расстраивать Мастера. Она серьезно готовится к каждой сессии и не любит пустых выездов.
— Она? Это женщина?
— Да, она японка. Дзико.
— Это что-то эротическое будет? — попытался добавить веселости Сережа.
— Нет, это совсем другое кино. Точно не пожалеешь. Будешь еще просить потом повторить, вот увидишь. Ну что?
Сереже на мгновение показалось, что он наблюдает процесс принятия решения со стороны себя и свои внутренние голоса. Отсюда виделось, что решение идти или нет было принято еще в самом начале разговора, однако внутренним голосам было необходимо сделать несколько формальных па друг перед другом.
— Да, иду, — ответил он.
— Отлично. Если на вечер что-то планировал — лучше перенеси и просто проведи время дома. Заходи тогда прямо сейчас ко мне. Не задерживайся, пожалуйста — меня ждет машина внизу.
Серёжа заглянул в календарь — предполагалась одна рабочая встреча и вечеринка у школьного товарища. Встречу он передвинул на завтра, а на вечеринке поменял статус с «иду» на «может быть».
Михаил встретил его у входа своей “пещеры”. Кроме электронного ключа он закрыл дверь на обычный олдскульный замок, видимо врезанный специально. На других дверях Серёжа таких не замечал.
Михаил был в черных джинсах, высоких темных ботинках и изящной черной куртке из тонкой замши с несимметрично расположенной молнией.
— Привет. Классная куртка, — сказал Сережа.
— Здравствуй. Здорово, что смог выбраться, ты еще не знаешь, как тебе повезло. Первый раз всегда особый. Передай, пожалуйста, Дзико вот это, — он протянул Сереже небольшой конверт с несколькими иероглифами в углу.
— Хорошо. А где она?
— До конца по коридору и направо. Она ждет, я сказал про тебя.
— Она по-английски говорит?
— Да. И даже по-русски немного. Но там не до разговоров будет. Все, пока. Да, и телефон выключи на время сессии. — Он коротко кивнул и быстро зашагал к лифту.
— Это Rick Owens, — бросил он через плечо.
— Чего? — не понял Сережа.
— Дизайнер куртки, — чуть повернувшись, но не сбавляя хода, пояснил Михаил. — Колоритный персонаж. И жена у него тоже интересная.
В конце коридора оказалось необычно тихо, здесь располагалась нерабочая зона, и сотрудники сюда не заходили. Одна из трех дверей была аварийным выходом, за другой хранилось оборудование для уборки, а третья походила на вход в обычный кабинет среднего размера с зашторенным изнутри окном. Обычно она была закрыта, но сейчас на двери висела табличка “Do not Disturb”. Сережа остановился в легкой нерешительности, потом чуть смущенно огляделся по сторонам и толкнул дверь.
В комнате царил полумрак и пахло благовониями — этот запах моментально оживил в нем отрывистые воспоминания — магазин “Белые облака”, офис туроператора “БуддаТур” и деревушку Арамболь из далекого Гоа. Внутри действительно оказался обычный кабинет, только мебели в нем было необычно мало — стол с креслом и две полки на стене.
Прямо по центру на полу лежал тонкий двуспальный матрас, застеленный простыней с изображением большого дерева в круге. Дерево соединяло небо и землю, а в переплетении его ветвей возникали фигуры животных и людей. Рисунок показался Сереже знакомым, хотя он не помнил откуда — вероятно, из того же Арамболя. Верхний свет был выключен, в углу горел торшер, а на столе, полках и в углах матраса подрагивали свечи, в свете которых лежанка напоминала сказочный ковер-самолет. На углу матраса, скрестив ноги, сидела женщина в белой футболке и коротких хлопковых штанах на завязках.
Ее одежда, интерьер комнаты, свет и запах настолько контрастировали с офисом, что Сереже показалось, будто, войдя в комнату, он телепортировался из корпоративного государства. Куда именно, правда, было пока неясно, и это предстояло выяснить.
Женщина сняла большие наушники, встала и с достоинством едва заметно поклонилась.
— Дзико. Ты Сергей? — Говорила она тихо, но отчетливо. С сильным акцентом.
— Угу, — кивнул Сережа и хотел шагнуть ближе, но она остановила его жестом и показала взглядом на коврик у двери.
— Обувь, — сказала она.
Пока Сережа снимал кеды, в комнате тихо заиграла музыка. Сначала ему показалось, что звучат колокола, но потом он узнал тибетские чаши, и ему снова вспомнились пестрые лавочки Арамболя. Офис с его шумными коридорами-улицами стал еще дальше.
— Одевайся и рожись, — услышал он Дзико. Как и все японцы, вместо “л” она говорила “р”.
— Переодеваться? — удивился Сережа. — А у меня ничего нет.
— Вот, — Дзико показала на аккуратно сложенные штаны с футболкой — они откуда-то появились на краю матраса.
— А зачем? Я думал, массаж в трусах делается, — Сережа попытался добавить в голос игривости, но получилось неуклюже.
— Это другой массаж, — сухо ответила японка и подошла к полке, где на небольшом коврике были разложены какие-то мелкие предметы.
Переодеваясь, Сережа украдкой наблюдал за ней. Рост чуть ниже среднего, черные длинные волосы свернуты пирамидкой на макушке, тонкие черты лица, прямой ясный спокойный взгляд. Дзико доставала из рюкзака какие-то фигурки и камушки, ставила их на полку, что-то шептала и делала короткие изящные движения кистью, будто что-то помешивая или поглаживая.
В ее движениях ощущалась та особая природная грация, которую можно увидеть у диких животных, наблюдая за ними в их естественной среде. Особое изящество, естественным образом привлекающее внимание.
“Сколько ей лет?” — думал Сережа. Оценить возраст другой национальности, особенно азиатов, непросто. Ей могло быть около 30, а может и все 40. Но каким-бы ни был ее биологический возраст, внутренне она была явно старше, и это создавало ту невидимую, но отчетливую иерархию, которая определяла допустимые ролевые модели и из-за которой его недавняя игривость с трусами прозвучала неуклюже.
Была и другая причина — Дзико ему понравилась. Она была не просто симпатичной японкой — от нее исходила та магнетическая женская сила, которая даже многих взрослых мужчин превращает в робких пубертатных подростков.
— А как ложиться? — спросил он, завязывая на поясе выданные ему штаны. — На спину или на живот?
— На спину, — не поворачиваясь от полки ответила Дзико.
Матрас оказался неожиданно жестким, и Сережа поерзал, устраиваясь поудобнее.
Дзико села рядом, взяла одной рукой его запястье, нащупав пульс и опустила веки, как будто прислушиваясь к чему-то или что-то вспоминая.
От ее непонятных многозначительных действий и спокойной серьезности Сережа почувствовал себя неуютно, тишина вдруг стала такой гулкой, что он ощутил биение сердца. Нестерпимо захотелось сказать что-нибудь, чтобы снять напряжение.
— Этот матрас похож на ковер-самолет, — сказал он, пытаясь придать голосу максимально расслабленное выражение.
Дзико никак не отреагировала.
“Что она делает, молится кому…” — мысль оборвалась, потому что Дзико подняла веки. Каким-то неведомым образом ее взгляд полностью захватил Сережино внимание, отчего он забыл, как пошевелиться, и замер, отмечая короткие вспышки мыслей: “Кролик и удав”, “Это что — гипноз какой-то?”, “Цыганка у метро”, “Что происходит?”, “Зачем я сюда пришел?”…
Ему показалось, что она его то ли сканирует, то ли успокаивает, и почти сразу после этой мысли взгляд Дзико утратил гипнотическую силу, а на лице даже появилась легкая улыбка. Способность двигаться вернулась, но двигаться не хотелось. Дзико положила ему ладонь на низ живота, словно слушая кончиками пальцев область вокруг пупка, и Сережа вдруг почувствовал на себе волну такой теплой материнской заботы, что ощутил себя совсем маленьким и почему-то готовым заплакать. От этого стало неудобно и он отвел глаза.
— Куда хочешь порететь? — спросила Дзико.
— Что? — не понял Сережа, шмыгая носом. — Я уже немного того… “полетел”.
— Ты сказар “ковер-саморет”. Куда поретишь?
Сережа не знал, что ответить, и ему стало грустно и жалко себя.
— Не знаю, — сказал он. — Высоко.
Дзико чуть наклонила голову, едва заметно кивнула и коротко скомандовала: “На живот”.
Лежать на животе оказалось хорошо. Сережа удобно положил голову, закрыл глаза и стал расслаблять тело, скользя по нему вниманием от макушки к пяткам — он привык так делать еще в детстве по совету бабушки.
Он снова подумал, что Дзико ему симпатична, и в голове возник знакомый голос Николая Николаевича: “Не стоит забывать, что в основе любой межполовой коммуникации внутри вида лежит инстинкт размножения”.
Прикосновения Дзико были приятны и отличались от массажей, которые ему делали когда-либо в прошлом. Поначалу казалось, что ее движения совершенно хаотичны, но скоро это ощущение сменилось — теперь, наоборот, казалось, что все прикосновения строго выверены, и то, что начинается в одном месте, подхватывается и продолжается в другом.
Подобно музыканту, взявшему в руки новый инструмент, чтобы его узнать, Дзико перебирала клавиши и струны его тела. Чувствовалось, что подобные инструменты она знает хорошо, но этот конкретный экземпляр был для нее новым, и она с ним знакомилась.
Сережа все больше расслаблялся, погружаясь в новое для себя состояние широкого пространства без конца и края. Иногда в нем возникали знакомые ему люди — друзья, коллеги, родственники, иногда появлялись какие-то мультяшные образы или животные. Несмотря на расслабление, он не проваливался в сон, а напротив, отмечал удивительную ясность восприятия.
“Классно, что пришел, надо будет поблагодарить Михаила”, — подумал он. Еще несколько минут прошли в приятном расслаблении, а затем темное пятнышко сгустилось на периферии внимания и стало быстро расти, превращаясь в отчетливую тревогу. Что-то было не так и требовало его внимания. Возможно, дело было в звуке — казалось, что он обрел какую-то острую форму и колет его в скрытое и очень нежное место души. К чашам добавилось низкое горловое пение, которое проникало куда-то вглубь и царапало.
Расслабленное состояние исчезло, звук явно представлял угрозу, и нужно было действовать. Сережа хотел что-то сказать, но в этот момент Дзико сильно надавила куда-то двумя пальцами в середине спины так, что у него в глазах сверкнуло и вырвался стон. И следом за этим еще раз, но уже другим голосом — ее пальцы теперь нажали в новом месте. Когда она нажала в третий раз, то перед глазами снова сверкнул радужный свет, а затем он оказался в непроглядной густой темноте.
Прямо перед ним возникло лицо Дзико, она смотрела на него и что-то говорила. Наконец ему удалось разобрать. “Дыши и пой”, — сказала она.
Боль от очередного нажатия вернула его на матрас, пальцы японки безошибочно находили какие-то особые точки на его теле, вызывая запредельно острые ощущения. Но в этот раз у него остался небольшой хвостик ясности и, вспомнив совет, Сережа завыл. Сначала тихо и жалобно, а потом все сильнее. Возникла сложная гамма ощущений: боль, тоска, стыд, сладость и радость облегчения переплелись непередаваемым образом, и несмотря на неоднозначность этой комбинации, он сразу почувствовал, что делает все верно. Словно застарелая пробка внутри раскрошилась и теперь вымывается мощным чистым потоком, несущим жизнь в заболоченные участки его существа. “Мородец, — донесся до него голос Дзико. — Рет ит гоу”.
Начался каскадный парный процесс — Дзико нажимала на точку, и Сережа начинал гудеть или выть, выпуская с этим звуком боль и очередную порцию какого-то плесневелого эмоционального груза, который носил с собой многие годы. Незнакомые ему прежде сила и легкость нарастали и вскоре перешли в эйфорию, так что в перерывах между воем Сережа смеялся и плакал от радости. Краем сознания он уловил мысль, что со стороны это, вероятно, выглядит как минимум странно, но она тут же была смыта потоком ощущений от следующей точки. Ум пытался сравнить это с каким-то прошлым опытом, однако в его картотеке не было ничего похожего. И тогда он вспомнил слова Михаила: “Первый раз всегда особый”. Ему подумалось, что в начале массажа, во время знакомства, Дзико нашла и заминировала какие-то пробки или плотины внутри него, а затем начала цепной управляемый подрыв.
Сколько это продолжалось, было неясно. В какой-то момент он ощутил ее руки у себя на голове и почувствовал, что эмоциональные качели, сделавшие несколько раз “солнышко”, начинают замедляться. Дзико что-то тихонько приговаривала на незнакомом языке, меняя положение рук на голове. Иногда ее пальцы мягко нажимали какие-то точки на макушке и лице, но это было уже совсем не больно, а только приятно. Ее пальцы проникало куда-то глубоко-глубоко, заставляя расслабляться старые напряженные узлы.
Качели возвращались к серединному положению, где возникала приятная тяжесть. Сережа чувствовал, будто пробежал в парке 10 километров или прополол грядки на бабушкином участке. Сон быстро обволакивал его целиком, делая тело таким тяжелым, что невозможно было не то что пошевелиться, но даже поднять веки.
“Невероятно. Как же это хорошо. Надо ее обнять”, — думал он, летя в приятную бархатную черноту, и прежде чем сон полностью его накрыл, он различил завораживающий мелодичный звон. Последнее, что он запомнил, было тепло от дыхания Дзико на своем ухе и ее шепот: “Это ветер в пустоте. Запомни его. Отдыхай”.
Дальше >
При использовании текста обязательно указание автора и ссылка на www.wakeupand.live