Но, с другой стороны, какие могут быть аргументы, когда вы в незнакомом ресторане смотрите на картинки в меню. Вы либо хотите еду с картинки, либо нет. Поверх этого, конечно, могут возникнуть мысли о том, что кто-то вам посоветовал это блюдо или ресторан, или умозаключения насчет калорий и полезности блюда в разрезе вашей текущей системы ценностей, но глубоко под этим мысленным шумом все просто. Либо да, либо нет. Если у вас сомнения, то обычно это означает “нет”.
Эффект после первого занятия был настолько явным, что Сережа пришел снова, а потом еще и еще. Несколько лет назад у него была подруга, которая привела его на классы хатха-йоги, но тогда он ушел уже со второго занятия, разозлившись на предложение инструктора “заворачивать задние пахи” и “тянуть копчик”. Такие указания показались ему бессмысленным бредом, о чем он громко заявил администратору и потребовал вернуть деньги. В общем, с йогой тогда не сложилось, с подругой тоже, и не исключено, что эти события были связаны.
Но “аттракцион” кундалини-йоги отличался внешней формой и сразу приносил практичный эффект. Во-первых, помимо физической нагрузки, во время занятия спонтанно возникали ответы на рабочие и житейские вопросы, а после занятия Сережа испытывал небывалый прилив сил и ясности, что позволяло легко делать любые дела. В том числе те, которые давно откладывались под разными предлогами — например, подготовить какой-то большой рабочий документ, сделать важный, но неприятный звонок или просто разобрать кладовку в мансарде.
Несмотря на то, что занятия начинались в 8.30 вечера и шли три часа, в небольшой зал набивалось по 30 человек, из чего Сережа сделал вывод, что подмеченный им практичный эффект возникает не у него одного.
Публика собиралась разношерстная — менеджеры среднего звена, ведущие тренингов, журналисты, архитекторы и люди искусства. Некоторые выглядели очень гламурно, иные наоборот крайне просто, а какие-то приезжали с водителем, охраной и демонстрировали то прохладное спокойствие, в которое нередко одеваются люди, обладающие не только деньгами, но и властью.
Когда Сережа впервые пришел на класс, то подумал, что попал на сход какой-то секты. Кроме него и еще двух новичков все остальные участники были в белом, приторно обнимались и в качестве приветствия с улыбкой говорили “Сат Нам”. На самом занятии все шумно дышали и, сверкая глазами, пели мантры. А некоторые из них клали поверх своих ковриков белую овечью шкуру из Икеи. Вернувшись домой, Сережа выяснил, что все это были атрибуты традиции Йоги Бхаджана, который привез кундалини-йогу в Америку к конце 60-х годов прошлого века. Поскольку занятие ему понравилось, то уже на третьем классе он сам был одет “по форме”, купив недостающие белые хлопковые штаны в студийном магазинчике.
Большинство участников давно друг друга знали и общались вне классов. Более того, некоторые имели негласно закрепленные за ними места в зале. Когда Сережа однажды расстелил на таком месте свой коврик, две женщины, сидевшие рядом, вежливо, но твердо объяснили, что это место “для их подруги” и ему необходимо подвинуться. Просьба показалась Сереже странной, но он решил не спешить городить правила в чужом монастыре.
Как он понял из разговоров в раздевалке и коридоре, почти все участники приходили не просто на кундалини-йогу, а на конкретного учителя. Он вел классы каждый день в одной из трех московских йога-студий, а на выходных проводил выездные интенсивы за городом. Звали учителя Владимир.
Среднего роста, около пятидесяти, сухой и жилистый, Владимир издалека не выделялся внешне. Лишь оказавшись вблизи, невозможно было не заметить его ярко голубые глаза, похожие на две бескрайние галактики. И ощутить очень смелую и добрую силу. В отличие от Игоря, он приезжал на старенькой девятке, у него не было ярких замысловатых татуировок и он не провоцировал людей разухабистой манерой общения. Он одинаково просто и естественно держался со всеми участниками, независимо от их опыта или социального статуса.
Каждое занятие начиналось с его лекции, которая шла целый час. Слушать ее было интересно и весело, хотя многое оставалось для Сережи непонятным. Первые несколько минут Владимир говорил сбивчиво и запинался, словно вращал где-то внутри ручку приемника, стараясь настроиться на нужную волну. Когда же волна была поймана, начиналось представление. Он говорил громко, живо и образно, цитировал классиков художественной литературы и древние духовные тексты, проводил интересные параллели, наглядные житейские примеры и рассказывал многослойные притчи.
Именно во время этих лекций случались странные нерациональные озарения и проявления синхронии. Это удивляло и напоминало, что окружающий мир устроен сложнее, чем принято думать, и вход в Волшебную Страну не потерялся в детских снах, а до сих пор находится где-то рядом.
Казалось, что на классах Владимира возникает какое-то особое поле, в котором синхрония проявляется охотнее, чем в других местах, и Сережа радовался, что теперь знает, где ее искать, если вдруг она потеряется.
Во время лекции Сережа старался сидеть ровно, как в утренней медитации. Примерно через полчаса спину или колени начинало ломить, но он терпел и неодобрительно косился на тех, кто даже не пытался сидеть, а вальяжно лежал на коврике.
Его удивляло, что грешили этим не только новички, но и старожилы. Некоторые ложились сразу с начала занятия, накрывались пледом и дремали, а один раз кто-то даже начал храпеть, отчего все засмеялись. Сереже казалось, что это неуважение к преподавателю, но Владимир, в отличие от него, совершенно не переживал.
Чтобы лучше понимать лекции, Сережа начал было записывать незнакомые слова, но оказалось, что так нить теряется еще быстрее.
Однажды он выходил из студии вместе с одним из старожилов и задал ему вопрос относительно прошедшей лекции. Ответ его удивил.
— Не помню, — ответил ему крепкий полноватый мужичок лет шестидесяти. — Я в слова не вслушиваюсь, мне своих хватает. По мне так даже лучше. Как в притче про салат, знаешь?
— Нет.
— Ты салат сорвал и помыл и высушил. Воды на нем уже нет, но сам салат теперь чистый. Я не помню Володиных слов, но они меня почистили и помыли, как вода салат. Теперь мне лучше.
После лекции начинался класс. Он состоял из крий, которые объединялись в сеты. Каждая крийя сочетала движение, особое дыхание и концентрацию внимания на специфической точке. Кроме того, сюда иногда добавлялся звук (произнесение мантры) и визуализация.
Поначалу уследить за всем было крайне непросто. Сережа вспоминал, как учился водить машину и внимания не хватало, чтобы смотреть на дорогу, в зеркала, переключать передачи и, собственно, рулить. О том, чтобы поддерживать беседу или слушать музыку, тогда речи и вовсе не шло.
Но так же, как и с вождением, внимание быстро привыкало к новым задачкам, и крийи начинали даваться легче. Вместо хаотичной суеты сопротивляющегося ума и сильного физического напряжения в них стали появляться приятные моменты легкости. Сережа казалось, будто он быстро летит, отчего возникали радость и сила. Когда такие крийи заканчивались, то оставалось удивление, что время прошло так быстро.
Любопытно, что подобные приятные эффекты возникали только после преодоления упомянутого выше сопротивления. Как будто в награду за преодоление физического и психологического дискомфорта организм выдавал порцию эндорфинов. Похоже что здесь работала поговорка: “Что потопаешь, то и полопаешь”.
Во время крий Владимир включал мантры, многие из которых Сережа быстро полюбил. Повторяя мантру про себя или вслух, можно было войти в трансовое состояние, где дискомфорт крийи становился не таким сильным. Кроме того, у мантр была приятная гармония, так что Сережа вскоре завел себе из них плейлист, который слушал дома и на работе.
Крийи выполнялись по часам, и ближе к концу занятия, когда начиналась самая интенсивная часть, Сережа нередко “сходил с дистанции” раньше финиша, наблюдая с некоторой завистью, как старожилы бодро летят дальше.
Во многих крийях использовалось так называемое “дыхание огня”, при котором активно работала диафрагма и делался акцент на выдохе. Первые несколько занятий от такого дыхания начинало быстро сводить лицо и пальцы рук, но затем организм начал адаптироваться. Дыхание стало даже помогать проходить через мышечный и психологический дискомфорт.
В заключительной части занятия проходила гонг медитация. Участники ложились в шавасану, а Владимир выключал свет и играл на большом гонге, подвешенном на деревянном раме. И гонг, и раму он привозил с собой и собирал перед занятием. Раньше Сережа ни за что не подумал бы, что на гонге можно играть. Казалось, что в него можно только бить. Владимир же извлекал из него такие невообразимые звуки, что Сережа специально лег однажды поближе, чтобы подсмотреть за этим процессом. Звуки действительно шли от гонга. С помощью нескольких палочек с пушистыми или резиновыми набалдашниками Владимир заставлял гонг рычать, звенеть, гудеть, плакать, взрываться и петь колыбельные. Это было невероятно, как и то, что, несмотря на очень громкий звук, Сережа регулярно умудрялся засыпать к концу этой медитации.
После гонга в голове возникли тишина и свежесть, знакомые Сереже по его утренним медитационным сессиям. Это про нее он говорил “будто голову изнутри помыл”. Только там она возникала лишь иногда, а здесь каждый раз.
Особое удовольствие состояло в том, чтобы, открыв глаза после гонга, наблюдать, как в этой тишине внутри головы возникают первые объекты. Сережа несколько раз пытался заранее угадать, что это будет, и всегда промахивался.
Домой после классов он обычно ехал на каршеринге — ему нравилось вести машину по свободным от пробок ночным улицам, вдыхать свежий воздух из приоткрытого окна и наблюдать, как в уме кристаллизуются четкие шаги по предстоящим делам.
В общем, кундалини-классы быстро стали важным элементом нового мира, в котором Сережа оказался.
Дальше >