Кабинет Михаила располагался в “пещере” двумя этажами ниже. По первоначальному проекту, каждый этаж офиса отражал различную климатическую зону. Комната Сережиной команды располагалась в “тайге”, а кабинет Михаила — в “джунглях”.
Пещера представляла собой комнату в форме вытянутого неправильного многоугольника с двумя стеклянными стенами. Остальные стены были образованы огромной искусственной скалой, сделанной из какого-то легкого пористого материала. Внутри пещеры журчала искусственная река и периодически ухала сова. В целом все это напоминало какой-то аттракцион из детского парка развлечений и не очень сочеталась с серьёзными лицами людей, которые приходили к Михаилу — его гости в основном были из самой верхушки Вайме. Поговаривали, что ему несколько раз предлагали перебраться на верхний этаж к ним, но он отказывался.
Чем именно Михаил занимался в компании Сережа не знал. Кажется, что-то вроде психотерапии или коучинга для высшего руководства. Впрочем, Сережу это не особо интересовало. Вскоре после того, как многопалубный лайнер Вайме заглотил лодочку Мандельвакса, интереса вообще стало мало. Манящие прежде цели были достигнуты, а новые появляться пока не спешили. Разбираться во внутрикорпоративных течениях было скучно, но по-человечески Михаил сразу показался Сереже интересным.
Они познакомились месяц назад за бильярдным столом. В конце рабочего дня там собирались любители пула, чтобы расслабиться и переждать дорожные пробки. Михаил держал трон уже несколько партий, когда Сережа зашел “на новенького” и неожиданно для себя выиграл. С той поры они приветливо здоровались при встрече, и Михаил обещал позвать его на чай.
И вот сейчас, спускаясь по лестнице, Сережа понял, что не просто рад этому приглашению, а давно его ждал. Михаил был заметно старше и излучал такое ясное спокойствие, что, казалось, разговор с ним может помочь прибрать растерянность и опустошенность, которые царили в Сережиной голове после сделки.
Когда он зашел в комнату, Михаил стоял у стола и, слегка наклонившись, рассматривал на большом мониторе развесистую цветную схему. Сережа никогда не видел его в костюме и очень редко — в пиджаке. Вот и сейчас на нем были горчичные штаны, ярко синие кеды и темно-синий свитер с вырезом, в котором на загорелой груди висел какой-то замысловатый символ, окруженный восточным орнаментом. В офисе было много людей, которые одевалось куда более ярко, необычно и даже вычурно, но в случае Михаила одежда сидела как-то особенно изящно и красиво. Как будто каждая вещь шилась специально для него и потому сидела идеально. — Ребята, это слишком быстро, — говорил он в гарнитуру невидимым собеседникам. — Предлагаю запросить еще полгода. Голос у Михаила был низкий и бархатный, с хорошей, как у диктора, дикцией. Заметив Сережу, он коротко кивнул и беззвучно произнес губами “привет”. — А впрочем давайте попробуем, — сказал он в гарнитуру. — Я согласен. Конец связи. Он снял гарнитуру, выключил монитор и повернулся к Сереже. На вид ему было чуть за пятьдесят. Средний рост, короткий седой ежик, лучистые морщинки вокруг серых глаз, которые смотрели прямо и внимательно. Его лицо не было примером модельной красоты, но в нем чувствовались харизма и магнетизм. — Вот видишь — все происходит вовремя, — сказал он улыбаясь и протягивая руку. — Что, например? — Ты погулять вышел, а я как раз решил тебя позвать. — Это да. Тайминг у вас что надо, — согласился Сережа. — Вот именно — тайминг. В нем вся магия и есть. Тот, кто умеет распознать правильный момент, тратит гораздо меньше сил. — Правильный момент для чего? — Для всего. Вот продал бы ты свой… эээ… “Мандельвакс” другим ребятам, которые делали вам предложения до Вайме, и как бы мы с тобой сейчас чай пили? — Михаил, посмеиваясь, взял с полки несколько деревянных коробочек с иероглифами. — Да уж, — Сережа ответил медленно, растягивая слова и пытаясь сообразить, откуда Михаил знает про другие предложения. — Тогда бы, выходит, не пили. — Пить-то пили бы, да только не совсем мы, — усмехнулся Михаил, перебирая коробочки. — Ты проходи, устраивайся. Вон и чайник как раз закипел. Садись, выключай.
В углу “пещеры” стоял низкий деревянный стол, вокруг которого лежали цветные подушки. На столе кроме чайной доски стояла портативная газовая горелка с красивым стеклянным чайником, в котором кипела вода. Выключив горелку, Сережа сел на подушку, придвинув ее к стене, чтобы можно было опереться. Михаил устроился напротив и насыпал из деревянной коробочки чай в маленькую фарфоровую плошку, с одной стороны которой была выемка. “Вот, познакомься”, — протянул он плошку Сереже. — Привет, чай, — усмехнулся Сережа, поглядел на мелкие темные скрученные листья в плошке и понюхал их — запах был едва различим. — Эээ, брат, ты похоже не бывал прежде на чайных церемониях, — посмотрел на него Михаил с улыбкой. — Не бывал, — чуть смутился Сережа. — А что нужно делать? Тут какие-то правила? — Скорее ритуал. Это чахэ — чайная коробочка для знакомства с чаем. Ты опускаешь в нее нос, легонько выдыхаешь, чтобы разбудить чайный дух, а затем вдыхаешь, впуская его в себя. — Михаил показал как подносить плошку и снова передал ее Сереже.
Оказалось, что продолговатая выемка позволяет очень удобно вставить нос. Сережа выдохнул, а затем втянул воздух. Густой и сложный запах ворвался в него, заставив на мгновение забыть обо всем другом. Запах был необычный и приятный, Сереже почудилось в нем что-то старое, сильное и даже живое. Видимо при выдохе теплый воздух из носа согревал листья, отчего они начинали сильнее пахнуть. Он еще несколько раз выдохнул и вдохнул, а затем вернул плошку Михаилу. — Не знаю насчет духа, но запах я точно разбудил. — Хорошо. Ну как ты поживаешь? Давно тебя за бильярдом не видно. — Да вроде нормально. Только драйва маловато, — осторожно сказал Сережа, прикидывая, стоит ли начать такой разговор. — “Нормально”, да еще “вроде” — обычно означает, что не очень. Сейчас тебе чай поможет, — снова подмигнул он. — А ты пока рассказывай — чего приуныл? Трудно быть миллионером?
Михаил пересыпал чай в другую фарфоровую чашку без ручки, залил горячей водой и прикрыл крышкой. Сережа понял, что его смущает скорость, с которой разговор принял это непростое направление. С одной стороны, он шел к Михаилу в надежде, что тот ему поможет, но открыто рассказывать о тревожащих его мыслях и чувствах было некомфортно. “А вдруг он расскажет руководству, что в недавно купленном активе один основатель хандрит”, — с опаской подумал он. — “Да и рассказывать не надо ничего, посмотрят запись с камер, послушают разговор, и все дела”. Михаил слил воду и залил новую. — Ты не волнуйся, — сказал он, помешивая чай крышкой, — у меня работа такая — слушать подобные истории. И про приватность не переживай — все камеры и микрофоны в этой комнате отключены и заклеены, сам делал. В его бархатном голосе были какие-то чарующие нотки, отчего он показался Сереже волшебным котом из сказочного мультфильма. — Давай я за тебя начну, а ты подхватишь, — мурлыкнул кот. Вы с Костей увидели идею для бизнеса, собрали прототип, запустили, нашли первых клиентов, увидели, что тема быстро взлетает, докрутили продукт до приличного уровня, вышли на уверенную прибыль и продались профильному игроку по хорошей оценке. Это же кейс как из учебника, я слышал, что ты сам теперь выступаешь и рассказываешь другим, как такое сделать. Или ты не хотел продаваться? — Да в том-то и дело, — решившись, начал Сережа, медленно нащупывая слова, — что я не знаю, чего хотел. Просто делал что-то, что получалось и нравилось. Мы предполагали, что будет сделка в итоге, но деталей не планировали. А когда пошли предложения, то все быстро закрутилось. Нас со всех сторон торопили, подгоняли, пугали и завлекали, так что сделка виделась не исполнением мечты, а красивым способом прекратить эту суету и заручиться поддержкой крупного сильного игрока с мощными ресурсами. Я почему-то думал, что начнется новая глава, в которой будет больше денег, возможностей, и главное — свободы. Сережа замолчал, глядя, как Михаил разливает чай в красивые фарфоровые чашки без ручек. — И глава действительно началась, но она какая-то невеселая. Во всяком случае, пока. Миллионы есть, но существуют пока только на бумаге, я их потрогать не могу, выплаты размазаны на два года. Часть, конечно, заплатили, но дело даже не в этом, денег и раньше было достаточно. Главное, что драйв пропал, работать как раньше не хочется, а свободы даже меньше стало. Странно наверное, что я такое говорю, да? Ну я это чисто между нами. — Ну-ка, держи, — сказал Михаил, протягивая ему чашку из тонкого фарфора. — Специальная заварка для искателей свободы. — На столе зазвонил телефон, и он встал ответить. Чай и правда был необычный. Помимо многослойного бархатного вкуса в нем было что-то еще, трудновыразимое словами, как и в запахе. Что-то сильное и как будто разумное. Залпом опрокинув чашку, Сережа хотел поставить ее на стол, но его внимание привлек тонкий замысловатый узор на стенках. Узор словно просил себя рассмотреть, звал за собой. Медленно поворачивая чашку, Сережа погрузился в сложные хитросплетения тонкой росписи и не заметил, что Михаил уже вернулся, снова сел напротив и смотрит на него. — Нравится? — спросил Михаил. — Ага, — ответил Сережа, возвращаясь из оцепенения. — Насчет “странно звучит” ты не переживай. Я привык странные вещи слушать. Ты сказал, что не знаешь, чего хотел до сделки. А сейчас знаешь, чего хочешь? Видимо для Михаила подобные разговоры действительно были обычным делом. Даже в те редкие моменты, когда Сережа сам себе задавал вопрос чего он хочет, ему не удавалось как следует над ним подумать, он быстро соскальзывал в шутку или менял тему. Но сейчас он ощущал в комнате доверительное внимание, которое помогало держать фокус и внушало чувство безопасности.
— Нет, — покачал он головой, — не знаю. Раньше казалось, что знаю. А сейчас вижу, что нет. И более того, сейчас кажется, что и раньше не знал, просто придумал себе что-то. Я вот шел сюда по коридору, смотрел на людей и думал, что в каком-то смысле мы все еще в школе. Что это такое вообще — “быть взрослым”? Кто это такие — взрослые? Явно же не возраст в паспорте и не социальный статус и наличие детей. А что? Где граница между взрослыми и детьми? В школе мне казалось, что 30 лет — это уже взрослый. Ну вот мне 30, и я себя взрослым не ощущаю, вопросов только больше становится. Причем даже где их не было, теперь они есть. Что такое “хорошо” и что такое “плохо”? Правильно ли я живу? Существует ли предназначение? И вопросы эти мешают радоваться. Сережа выпил чай и продолжил: — Когда мы начали Мандельвакс, я кайфовал, что мы работаем когда хотим. А хотели мы почти круглосуточно, потому что, как уже сказал, было интересно и получалось. Иногда даже ночевали в офисе, и это тоже было классно. Я чувствовал, что мы хозяева процесса. А сейчас, когда кроме нас есть другие хозяева, тот драйв ушел. — Понимаю, — кивнул Михаил, подливая ему чай. — Когда мы сами создаем свои распорядки, они нас поддерживают и помогают. Но внешние распорядки воспринимаются как насилие и вызывают сопротивление. Особенно, если прежде их не было. Вопросы твои хорошие, не переживай. В том смысле, что они тебя ведут к развитию. И то, что их становится больше, это тоже хорошо. Ты взрослеешь. — Т.е. я все-таки еще не вырос? — усмехнулся Сережа. — Не зря мне школа мерещится? — “Взрослый” — это относительное понятие. “Взросление” — непрерывный процесс, продолжающийся между рождением и смертью, и в нем нет стадии, когда можно сказать, что теперь человек стал полностью взрослым. Основная часть тех, кого принято называть “взрослыми” — это подросшие дети, которые потерялись в бытовой рутине и социальных ролях, которые старательно играют. Некоторое время Сережа молчал, пытаясь осмыслить услышанное. — А почему вы сказали, что я взрослею? — Твои вопросы показывают, что текущая жизненная парадигма не способна адекватно интерпретировать проживаемый опыт. Костюмчик стал маловат. Сейчас объясню, — кивнул в ответ на вопросительный взгляд Сережи. — Нашу Личность можно сравнить с костюмом. Какое-то время он сидит хорошо, но по мере взросления и роста начинает потрескивать по швам. Это как раз то, что происходит у тебя. Появляется неудовлетворенность, из нее вырастают вопросы, и вместе они стимулируют и направляют поиск, который будет продолжаться, пока картина мира не расширится и костюм не перешьется под новый размер. По такому шаблону трансформируются любые живые системы, даже ваш Мандельвакс. Можешь почитать про “Путь героя”, если раньше не слышал. — Кажется я вообще ничего не понял, — честно сказал Сережа после паузы. — Ясно, — засмеялся Михаил. — В личном и духовном развитии шаблон трансформации живых систем, он же "Путь Героя", хорошо иллюстрируется историей о Сиддхартхе, написанной Германом Гессе 100 лет назад. Молодой брамин овладевает духовными знаниями и практиками под руководством своего отца и его друзей-браминов. Он демонстрирует выдающиеся способности, но сердце его остается безрадостным, а ум — полным беспокойных мыслей. Знания не приносят ему счастья, из них не рождается мудрость, и тогда он отправляется на ее поиски, не взирая на сопротивление отца. Сиддхартха покидает вместе со своим другом родную деревню, примкнув к группе странствующих аскетов, и так начинается его путешествие за Истиной.
Сережа чувствовал, что Михаил пытается ему что-то донести, но суть послания ускользала, а обертка выглядела просто далекой и абстрактной сказочной историей. Михаил видимо это почувствовал. — Вот придумал только что пример компьютерный специально для себя. Хочешь? Или поговорим о чем-нибудь другом? Про бильярд, например. — Давайте попробуем пример компьютерный. — У тебя какая операционка на компьютере? — Mac OS Catalina. — Хорошо. А 10 лет назад какая была? — Не помню уже, — Сережа посмотрел куда-то в поток, вспоминая. — Тогда вроде у них кошки были разные. Тигр, Снежный Барс, Лев. Что-то из этого. — Представь, что у тебя есть некий друг, который так любит тех кошек, что до сих пор “ездит” на Льве. И ты ему посылаешь сегодня файл, который он на этом своем Льве прочитать не может. Возможно такое? — Ну, чисто умозрительно возможно, да. — Что ему делать? — Обновиться, если у него железо тянет, либо купить новый компьютер. — Железо у него очень хорошее, — усмехнулся Михаил. — Он даже не догадывается насколько. А вот обновиться стоит — да. Вот собственно и все. — Что все? Сереже показалось, что Михаил поглядел на него с сочувствием. — Твой друг в этом примере — это ты. Операционная система — это Серёжин ум, его основной инструмент для сборки и познания этого мира. Файлы из будущего — это фрагменты твоего уникального кода. Они постепенно открываются по мере взросления. Чтобы они могли быть корректно активированы и интегрированы, их нужно распознать и как-то интерпретировать, а для этого требуется обновить систему, то есть развить специальным образом ум.
Михаил взял у него из рук чашку, наполнил ее и вернул. — А при чем тут вопросы и их количество? — При том, что серьезное обновление начинается обычно с кризиса, когда старые смыслы теряются, а новые пока не созрели. Постепенно возникают вопросы, и начинается поиск. Ответы будут находиться, меняться, теряться — это не так важно. Важно, что через этот процесс поиска ответов постепенно компилируется новая ОС. Примерно так, если вкратце. Получилось попроще или нет? — Честно говоря, слишком абстрактно пока. Можете на примерах пояснить? — Давай на примерах. Вот ты пьешь чай — откуда ты знаешь, что он нормальной температуры и ты не обожжешься? — Так это уже четвертая чашка. — А когда была первая? Сережа задумался. — Ну, во-первых, я чувствую пальцами температуру чашки, и дальше, когда подношу ее близко к губам, то чувствую, если жидкость в ней слишком горячая. — А откуда берется это “слишком”? Ты когда-нибудь обжигался? — Бывало, конечно. Давно. Михаил наполнил чашки, коротко посмотрел на экран телефона, чуть помолчал, словно примеряясь перед ходом. — Наше знание бывает трех типов, — начал он. — Первое — это аксиоматическое, когда ты что-то услышал или прочел и взял это на веру. Такое знание точнее будет назвать даже не знанием, а информацией. Например, родители сказали ребенку, что пить дымящийся чай не надо, потому что можно обжечься, а это больно. Он доверяет родителям и знает, что “боль” — это неприятно, так что делает, как они сказали. Второй тип — это интеллектуальное знание. Ребенок подрастает и начинает встречать понятие температуры. Он узнает, что температура его тела составляет 36 градусов, а температура закипевшего чайника близка к ста градусам, и по сравнению с телом это горячо. Так продолжается еще какое-то время, но однажды ему попадается стаканчик с горячим чаем, который закрыт крышкой, и он не замечает поднимающийся пар, пьет и обжигается. В этот момент случается третий тип знания — сущностный, то есть непосредственно прожитый. Это самое глубокое и сильное знание. Пока все ясно? — Пока да. Практика важнее теории. Нас с Костей сейчас часто зовут на конференции разные про стартапы, и там сразу чувствуется, когда теоретик говорит, а когда практик. — Совершенно верно. Но видно это не всем, а только тем, кто сам практик в данном вопросе. — Да, пожалуй. А что дальше? — А на этом, собственно, все, — улыбнулся Михаил. — Все человеческое развитие является эхом того, что ты только что услышал. Большинство из того, что обычный человек знает о жизни, относится к первому и второму типам — все основные вопросы люди приняли на веру от других людей или из книг. В результате люди думают, что они знают, но по факту не знают. Прочитать инструкцию или посмотреть ролик о том, как ездить на велосипеде, и уметь кататься на велосипеде — это разные вещи, как понимаешь. И развитие заключается в том, чтобы перевести эти знания первого и второго типа в третий тип. Так информация превращается в мудрость, и происходит постижение происходящего. — Все правда так просто или есть подвох? — недоверчиво спросил Сережа. — Конечно есть. На примере с чаем, конференцией или велосипедом все кажется очевидным, но хитрость в том, что эта идея касается вообще любого знания, и в том числе твоих вопросов. Что такое время, что такое “я”, откуда я взялся, где я сейчас и зачем я тут, что такое “хорошо” и “плохо” и так далее. Пока нет ответов на эти вопросы, люди пользуются разными фиксированными правилами, чтобы ориентироваться по жизни. Так в разных учениях и религиях возникают заповеди и своды правил. Они в большинстве верные, но слова не могут отразить стоящей за ними многомерности, и потому вокруг любых правил и заповедей всегда будут разночтения, порождающие бесконечные споры тех, кто смотрит на палец, а не на Луну. Сережа вопросительно на него посмотрел. — Есть такое древнее изречение. Когда палец указывает на Луну, — Михаил поднял указательный палец, то умный смотрит на Луну, а дурак — на палец. Идея в том, что слова — это не знание, а указатель на него. Каждый слушатель трактует этот указатель в соответствии со своей жизненной картой, или “операционной системой”, как мы сегодня придумали. А если следовать за словами буквально, то никуда не придешь. — Я понимаю, — кивнул Сережа. — Иногда сам поражаюсь, как некоторые сотрудники криво понимают мои слова. Как будто у нас разный язык. — Язык один, но карты разные. Это типичная ситуация, потому что собственник и сотрудник находятся на разных стадиях внутренней зрелости в вопросах инициативы, ответственности, риска и тому подобное. — То есть у них разные “операционные системы”? — Да. При этом нельзя сказать, что система собственника однозначно лучше, чем у сотрудника. Она просто больше подходит для построения бизнеса. Ну как — теперь стало яснее? — Да, стало. Но, чувствую, еще будет перевариваться. А вы здесь в Ваймэ тренинги ведете какие-то? Михаил покачал головой. — Нет. Я обычно индивидуально работаю. — Обновления людям ставите? — усмехнулся Сережа. — Помогаю открывать непонятные файлы, которые они сами себе отправляют из будущего. Они засмеялись, и он снова наполнил Сережину чашку. — А как все-таки понять, чего я хочу? — Люди хотят одного — счастья, но не знают, что это, и потому большую часть отмеренного им времени ищут не там. Даже те, кто интуитивно догадывается, что счастье — в свободе, не знают, что это за свобода такая и где ее взять. Вот ты сам в начале нашего разговоре посетовал, что свободы меньше стало. А что это для тебя значит? — Ну, как я сказал, драйва стало меньше, распорядки внешние появились — это напрягает. Как будто мы с Костей построили лодку, собрали команду и отправились в плавание. Придумывали себе цель, составляли маршрут до нее. Если встречали по дороге красивый остров, могли остановиться и зависнуть там на некоторое время. Могли сменить курс, если хочется. Понимаете? — Да, вполне. А сейчас как? — А сейчас наша лодка привязана тросом к огромному лайнеру. Я не знаю, куда он следует, я видел капитана вживую всего дважды, но при этом к нам спускаются сверху какие-то указания, которым мы должны следовать, отчетность новая. Мне казалось, что сделка — это что-то освобождающее и выводящее на кардинально другой уровень — деньги, слава, статус, свобода. А оказалось не так. То есть атрибуты эти присутствуют, но радости не доставляют. Как с десертами, знаете, бывает — на картинке в меню очень красиво, а на вкус — как покрышку жуешь засахаренную. Понимаете меня? — Как же не понять. “Весело на ощупь, да сквозняк на душе”. — Это что — цитата какая-то? Михаил кивнул. — Я потому и говорю, что не там люди свободу ищут, — сказал он и поджег горелку. — А где ее искать — известно? — Конечно. Этот вопрос заботил людей еще до нашей эры, и ответ на него давно найден. Подлинная свобода — это свобода от себя. Сложность однако в том, что этот ответ невозможно передать на словах. — Как это? — Я только что тебе его дал, но, как видишь, свободы у тебя не прибавилось. Как думаешь, почему? — Операционная система старая? — Конечно. Когда у нас старая система, мы смотрим на палец вместо Луны. Ответ, который я озвучил, должен вызреть изнутри, а за время, что он вызревает, операционка так много раз обновляется и перекомпилируется, что обнаруженная в итоге разгадка делается совершенно непонятна другим. Для них этот файл из такого далекого будущего, что большинству до него лететь еще не одну жизнь. Хотя одновременно с этим файл уже у каждого лежит на диске. И как я показал выше — он может быть выражен на том же языке, что мы используем. Телефон пискнул, и Михаил некоторое время сосредоточенно смотрел на экран. — Прости, на сегодня, похоже, все, мне нужно ехать. В следующий раз продолжим, если захочешь. Или просто чаю попьем, музыку послушаем, а то я тебя загрузил сегодня. — Спасибо, — сказал Сережа, поднимаясь с пуфика. — Пойду переваривать. А где можно такой чай купить? — Конкретно этот — нигде, но я тебе принесу похожий. — Ты не грусти, — сказал добавил он, когда Сережа уже выходил. — Свобода тебя тоже ищет, просто чуть дальше, чем ты сейчас смотришь. Однажды вы обязательно встретитесь.