Настроение было хорошим, и спина делалась прямой, а походка легкой. Хотелось смотреть людям в глаза и улыбаться. Встречные прохожие выглядели сегодня более четкими и фактурными — возможно, дело было в особом утреннем свете. Сереже казалось, что он не просто видит их лица и детали одежды, но чувствует их эмоциональное состояние.
Несмотря на хорошую погоду, многие из них выглядели грустными и как будто досыпали на ходу. Кроме того, почти все они отчетливо спешили и смотрели либо себе под ноги либо куда-то в никуда, так что взгляд был отсутствующим.
Сам Сережа спешить не любил и обычно выходил с запасом, если требовалось где-то оказаться к назначенному часу. Получалось это, понятно, не всегда, но опаздывал он, в среднем, редко.
Около спуска в подземный переход перед Новинским Бульваром ему встретилась группа французских туристов с гидом. У них был характерный удивленный и слегка растерянный взгляд, какой бывает у людей, оказавшихся в новой непривычной им среде. Особенно это было заметно на контрасте с отсутствующим взглядом спешащих вокруг соотечественников. “Модные обезьянки с другой операционной системой приехали в соседний лес проведать сородичей”, — услышал Сережа мурлыкающий голос Дроздова в своей голове и улыбнулся.
Уже начав спускаться в переход, он, повинуясь какому-то спонтанному порыву, вдруг замедлился и обернулся через плечо. Все было тем же и одновременно другим. Неожиданно для себя он увидел привычный городской пейзаж так, будто оказался здесь впервые и был таким же туристом, как эти французы — свежо, ярко, сочно очень реально. Этот странный эффект длился всего мгновение, а затем все стало прежним, словно проходящий мимо фокусник показал короткий замысловатый трюк, и растворился.
В кафе, где они договорились встретиться было уже людно. Основной контингент составляли седеющие мужчины 45+ в дорогих рубашках и костюмах.
На их фоне Николай в стильно рваных джинсах выглядел нарушителем корпоративных устоев. Глазницы черепа на его футболке и пряжка ремня были украшены стразами. Он сидел за угловым столиком и помахал Сереже рукой.
— Доброе утро, — поздоровался он, когда Сережа подошел ближе. Я тебя не слишком рано выдернул? Ты вроде говорил, что живешь тут рядом, а я переписываться не люблю, мне удобнее голосом, по старинке.
— Привет. Да, мне тут 5 минут идти, — ответил Сережа, раскрывая меню.
Подошедший к ним официант, похоже, работал всю ночь и буквально валился с ног — пытаясь достать блокнот, он два раза его уронил, потом раздраженно скомкал и засунул в карман. Но даже этот маленький бунт вышел у него каким-то обессиленным.
— Доброе утро. Я вас слушаю, — он говорил еле слышно, Сережа понял его скорее по движению губ, чем на слух. “Как бы в обморок не свалился”, — подумал он. Николай попросил сырники, а Сережа — омлет.
— Я тут читал в интернете про ретриты разные, — начал Сережа, когда официант повторил их нехитрый заказ и отошел. — Мне стало интересно — а как потом в город возвращаться после такого опыта? Сложно наверное в работу включаться, да?
— Жизненный вопрос, — кивнул Николай. — На него редко отвечают честно.
Он посмотрел на телефон, словно что-то прикидывая, а потом перевернул его экраном вниз.
— Ответ во многом зависит от того, как ты в этом городе живешь, — Николай показал кивком на людей за окном. — У каждого из них свои отношения с городом. Один встает на рассвете, а другой спит до обеда. Один выживает, а другой оставляет его месячную зарплату за ночь в клубе. Кто-то приехал, чтобы этот город покорить, а кто-то тут вырос и, наоборот, мечтает уехать. И мало кто из всех них всерьез задумывается, почему и зачем он делает то, что он делает, и живет так, как живет. Если такие мысли приходят, то их чаще всего гасят работой или домашними делами, посиделками в баре и сериалами. — Он замолчал и посмотрел на Сережу внимательно. — А на ретрите от этих вопросов отмахнуться сложно. Они встают во весь рост и окружают тебя.
— Жутковато, — Сережа сделал страшное лицо, чтобы немного разбавить серьезность Николая, но тот не улыбнулся.
— Встречаться с собой и прощаться с иллюзиями трудно. Но то, что человек получает взамен, стоит несравнимо дороже. Поэтому люди приезжают на ретрит снова и начинают медитировать дома. Наблюдение ума — это природное лекарство.
“Интересно, как так получается, — усмехнулся про себя Сережа, — вроде бы я спросил простую конкретную вещь, а уже налетел на общую лекцию”.
— То есть в город возвращаться непросто — я правильно понял?
— Чем менее счастлив человек в городе, тем сложнее ему будет туда возвращаться. Хитрость в том, что большинство людей даже не осознают, насколько они несчастны. Они так привычно маскируют собственную боль, что начинают верить своему счастью. Таким на ретрите бывает особенно трудно. Практика показывает человеку, где он себя обманывает — чтобы честно это принять, нужно много сил.
У меня был период, когда после ретрита я оставался в Азии еще на пару месяцев, потому что даже мысль о возвращении в город была невыносимой. А сейчас я спокойно возвращаюсь — мне нравится, как у меня здесь все устроено.
— Я еще на форуме читал, что после ретрита состояние очень легкое и возвышенное, а в городе оно теряется за несколько дней.
Николай полил сырники кленовым сиропом, отломил кусочек и положил в рот.
— Я тебе историю расскажу. У меня в старших классах были любимые белые кроссовки. Отец товарищу привез из загранки, а ему малы оказались, так что он продал мне. Зимой я так скучал по ним, что доставал с антресолей уже в марте. И вот выхожу я, значит, в этих кроссовках и шагаю через мартовские грязь и лужи, во дворах тогда лютая грязь была. И конечно, через через 5 минут одно пятно, потом другое, а потом вообще наступил в лужу или яму глинистую. И тогда перестаешь париться и шагаешь без разбору. Понимаешь к чему я?
— Ты хочешь сказать, что после ретрита мы “в чистых кроссовках шлепаем по грязи”? — Сережа показал пальцами кавычки.
— Вроде того. После 100 часов медитации и молчания ум становится заметно яснее и тише, чем был до. Это переживается очень приятно, но с непривычки люди ошибочно думают, что так будет теперь всегда. Они начинают безудержно болтать и ныряют с головой в свои привычные дела, так что через пару дней их ум тарахтит как до ретрита и даже больше.
— Почему больше? — удивился Сережа.
— Потому что в общем хоре внутренних голосов появляется еще один очень самокритичный голос. Человек расстраивается, что состояние ушло, и ругает сначала себя, а потом ретрит и медитацию в целом. Как ребенок, который обжегся зажигалкой и кричит: “Дурацкая зажигалка. Кто такие придумал, тот самый дурак”.
— И какой ты выход для себя нашел? Можно сохранить кроссовки чистыми?
— Во-первых, завести щетку и средства для ухода за обувью. Во-вторых, выбирать, где гуляешь, — это вроде бы очевидно, но изменить свои привычки и распорядки очень сложно. Без первого пункта вообще невозможно.
— А что входит в первый пункт?
— Любые практики и методики, позволяющие лучше понять устройство своей психики. Например… — Николай улыбнулся и выжидательно посмотрел на Сережу, ожидая продолжения.
— Что? Холотропное дыхание?
— Именно. Почитал про него что-нибудь?
— Немного про Станислава Грофа, который его придумал, и еще меньше про Игоря, который будет вести семинар.
— Вот и хорошо, что немного, — кивнул Николай. — Первый раз лучше идти без ожиданий. Тогда получаешь то, что получаешь, а не пытаешься подогнать происходящее под то, что где-то прочитал.
Сережа неопределенно пожал плечами.
— А может быть такое, что техника не сработает?
— На сессиях Игоря такое случается очень редко. Семинар идет два дня и хотя бы в один из них у людей бывает глубокий опыт. А чаще в оба. Главное — довериться процессу.
— Хм. А все-таки — на что это похоже?
Николай улыбнулся.
— Ты же читал историю возникновения метода. Он возник как замена ЛСД-терапии. Ты кислоту когда-нибудь пробовал?
— Пробовал, но ничего не понял. Мы с подругой приехали в Гоа, и нас угостили европейские близняшки. Было странно и весело. Особенную глючность создавали эти близняшки, которые за нами присматривали.
— А внетелесные опыты были? Сны осознанные, например? Когда проснулся во сне, и не просто смотришь какую-то тарабарщину, которую спящий мозг тебе крутит, а осмысленно действуешь, зная при этом, что тело спит.
— Да, такое было разок. Недавно совсем, — сказал Сережа вспомнив странный сон. — Собственно, с этого медитация и началась.
— Ну вот, может быть похоже на это. Местами.
Официант принес заказ, и разговор на какое-то время прервался. Разделавшись с половиной омлета, Сережа попросил апельсиновый фреш.
— Как я понял, метод помогает выйти из автоматических реакций. Можешь пояснить, как это работает?
— Это один из главный эффектов практики, — кивнул Николай. — Игорь иногда рассказывает все это для новичков перед началом, так что я сейчас коротко отвечу.
Он отодвинул пустую тарелку и немного помолчал, собираясь с мыслями.
— В течение жизни мы формируем шаблоны мышления и поведения. Эти шаблоны образуют коридор наших возможностей, пространство допустимых сценариев. Пока мы не осознаем свои шаблоны, мы живем по ним, то есть они, по сути, управляют нами. Это значит, что у нас происходит своего рода “день сурка” — мы ходим по замкнутому кругу стимулов и реакций, получая в результате один и тот же набор сценариев. Если человек в глубине себя считает, что не достоин любви, то жизнь раз за разом ему это подтверждает. Если мужик не доверяет женщинам или женщина не доверяет мужикам, то это, опять же, будет проявляться во всех отношениях. Если на работе человеку хронически кажется, что он облажается, то вскоре это начинает происходить. У каждого из нас свой мир, и он создается нашими представлениями о нем. Каждый получает то, во что он верит. Не думает, что верит, а реально верит, в самой своей глубине.
Слова Николая явно перекликались с рассказами Михаила, и Сережа снова поймал ощущение синхронии.
— Значит, холотроп помогает заметить эти свои шаблоны?
— Да. Они находятся ниже границы нашего осознавания, то есть мы про них не знаем и не замечаем. Наша бессознательная часть значительно больше сознательной, так же как подводная часть айсберга больше надводной.
Холотропное дыхание естественным образом меняет на время химию мозга так, что ты замечаешь эту подводную часть своего айсберга. Причем интересно, что ты встречаешься там именно с тем, что сейчас наиболее актуально для твоей системы. Почти всегда это отличается от тех запросов, с которыми ты идешь в сессию. Но это только на первый взгляд. А потом ты понимаешь, что получил ровно то, что было нужно. Я знаю, это все странно звучит, — усмехнулся Николай. — Поэтому пока сам не попробуешь — не поймешь.
— Про айсберг вроде понятно, а остальное туманно, да.
— Ну хотя бы в общих чертах про шаблоны ясно?
— В общих чертах, да. А скажи — бывают хорошие шаблоны, которые не мешают, а помогают?
Николай кивнул, показывая, что услышал вопрос, а потом задумался.
— Я не любитель лекций, это тебе лучше Игоря спросить — он хорошо объяснять умеет. Я бы сказал, что бывают шаблоны, хорошо подходящие для каких-то задач. Например, управлять бизнесом, знакомиться с женщинами, заниматься профессиональным спортом. Есть методики, позволяющие такие шаблоны установить и настроить. Но при этом любой шаблон ограничивает свободу, снижая здоровую спонтанность действий и свежесть восприятия.
— Ограничивает свободу, — тихо повторил Сережа. — А ты эту свободу нашел? — спросил он тут же смутился, что, возможно, заходит на слишком личную территорию.
Но Николай снова одобрительно кивнул.
— Не думаю. Наверное, нет. Но что-то я точно нашел. Я это понял, когда перестал таскаться по разным тренингам. — Он снова кивнул за окно. — Все разные и каждый ищет свою комбинацию методов, которые приведут его к свободе. Пока человек ее не нашел, он пробует чужие техники и ритуалы. Иногда этот процесс затягивается. Люди слепо бьют поклоны, думая, что цель в том, чтобы громче стучать и иметь красивую шишку на лбу.
— А ты встречал... — Сережа замялся, подбирая слово, — настоящих мастеров?
Николай посмотрел на него и засмеялся. Похоже этот разговор его развеселил.
— За 25 лет йоги и разных практик мне несколько раз казалось, что я нашел. Но затем каждый раз выяснялось, что у мастера есть свой шкаф со скелетами, так что я искал дальше. А потом я понял, что так мне мастера не найти. Понимаешь, почему?
Сережа вопросительно посмотрел на него.
— Потому что мастер, которого я искал, существовал только в моей голове. Слово “мастер” для каждого значит что-то свое. У меня в голове был собирательный образ мастера, и я прикладывал его к встреченным учителям. Проблема в том, что когда мы сильно чего-то хотим, то начинаем легко верить в свои фантазии, охотно очаровываемся и потом страдаем.
— И что с этим делать?
— Уяснить, что Мастерство относительно. Например, я мастер спорта по боксу. Для человека, который никогда не боксировал и не занимался серьезно никакой рукопашкой, я — Мастер с большой буквы “М”. Но вот олимпийскому чемпиону я сгожусь только для разминки. Поэтому вместо того, чтобы бесконечно искать “настоящего”, как ты выразился, мастера, стоит присмотреться к тем, у кого ты можешь и хочешь чему-то научиться. Они для тебя и будут настоящими сейчас. Понимаешь? Такие люди всегда есть в твоем окружении. Причем ближе, чем ты думаешь. Они вовсе не обязательно известны как учителя, но это не значит, что у них нельзя учиться.
— Хм…
— И еще важно не ставить такого человека на пьедестал с подписью “Настоящий Мастер” — это будет сильно мешать, я на таком не раз обжигался.
Дальше >
При использовании текста обязательно указание автора и ссылка на www.wakeupand.live