Мы неосознанно и крепко держимся за подобную самоидентификацию, пока не узнаем однажды свою глубинную природу, которая лежит под всеми этими определениями. В такой момент становится видно, что абсолютно все, чем мы привыкли себя считать — не то. И что истинный ответ не может быть выражен в словах. Хотя в момент самого озарения этот ответ проживается очень ясно.
Такой миг истины, согласно духовным традициям, ждет каждого из нас в момент смерти. Однако согласно тем же традициям, этот важнейший духовный опыт возможен при жизни физического тела и в определенном смысле является главной целью жизни. У суфиев это называется “умереть до смерти”. Встреча с Учителем, методичное и самоотверженное выполнение практик, и следование предписаниям позволяют создать благоприятные условия, при которых внимание ненадолго выйдет за пределы привычного ограниченного эго-контура. Этот поистине мистический момент запускает радикальную трансформацию, переводя живую систему в следующую фазу развития.
В ней будут свои стадии, но поначалу на первый план снова выходит вопрос глубинного самоопределения, т.е. вопрос “кто я?”. После прожитого опыта нам хочется разобраться, кто же мы такие за пределами всех опробованных к этому моменту социальных ролей. Зачем мы здесь? Существует ли тут наше место? И если да, то каково оно?
Эти вопросы поведут нас дальше, и на этом пути мы будет иногда встречаться с различными категоризаторами, которые типизируют людей под разными углами. Одни будут опираться на подробный опросник, другим достаточно даты, места и времени рождения. В некоторых случаях может потребоваться интервью с человеком, прошедшим специальное обучение. Типизаторов существует великое множество, все они правы и одновременно врут. В каждом есть здравое зерно, но ни один не может быть полным.
Западная парадигма образования предполагает, что люди равны, и каждому открыты любые дороги, если он только захочет. Общественный нарратив собирает и культивирует такие примеры. Этому посвящены фильмы и книги.
Но чем глубже мы заглядываем в себя, тем отчетливее встает вопрос — “А чего же мы, действительно, хотим?” Как возникают наши желания? И как различить свое истинное желание от того, что прилипло через рекламу или какую-то навязанную идеологию?
И потом — что значит “люди равны” ?
У нас разные тела, разные когнитивные способности, разный интеллект, разный уровень стартового капитала. То, что одному дается легко, потребует от другого долгих тренировок и занятий. А для кого-то вообще невозможно. Там, где один испытает божественное озарение, другой пройдет мимо, похрустывая чипсами. То, что одному интересно, у другого вызывает зевоту. Идея про равенство трещит по швам, стоит только посмотреть чуть пристальнее.
Пожалуй, мы равны лишь в том, что все оказались в этом месте, напоминающем то ли странную игру то ли школу. Мы все проходим здесь уроки и сдаем экзамены. Однако все мы находимся в разных классах и уроки у всех свои. Дисциплины те же, но программа обучения и уровень сложности индивидуальны.
Чем дольше и внимательнее мы учимся, тем отчетливее начинает проступать строгое распределение ролей в человеческом обществе. Становится заметен скрытый прежде порядок.
Если у нас сильна идея равенства, то мысль о предопределении встречает сопротивление. Особенно, если согласно категоризатору нам выпадает типизация, которая не нравится. Хотя некоторые типизаторы сразу нравятся, поскольку дают готовый ответ важный жизненный вопрос.
Обе эти позиции отражают поверхностное и неточное понимание.
Существующее в нашем “муравейнике” распределение ролей гораздо шире, чем само слово “распределение”, которым мы пытаемся его назвать. Очень упрощенно можно сказать, что оно напоминает четыре древних индийских касты — шудры (слуги, наемные работники), вайшьи (торговцы, земледельцы), кшатрии (воины, администраторы, правители), брахманы (люди знания — ученые, врачи, преподаватели, маги/жрецы/шаманы), но эти ярлыки — лишь общие указатели. Использовать их надо очень осторожно, поскольку они могут легко запутать или дать ложную ясность. В первую очередь тем, кто еще не выходил за рамки социального самоопределения.
Большинство так называемых взрослых людей не знают себя и потому направляют своих детей чисто интеллектуально, повторяя свои сценарии или, напротив, пытаясь от них оттолкнуться. В обоих этих случаях семейные искажения передаются внутри рода дальше. Поколение за поколением, пока где-то в этой цепочке не случится описанный в начале этого текста переход в другую фазу. Это будет началом постепенного исцеления родовой ветки.
Космическое распределение невыразимо в словах, но они не нужны ему, так же как птице не нужен пропеллер, чтобы летать. Слова нужны нам — людям, чтобы общаться друг с другом. Но распределение приходит не от людей, и потому оно больше любых слов. Его нельзя объяснить, но можно почувствовать и быть с ним в контакте. Тогда оно начинает вести нас. Мы больше не хотим и не пытаемся быть кем-то или каким-то. Мы видим, что достаточно просто быть, не мешая природе делать свое дело.
В этот момент мы подобны музыкальному инструменту, который долго молчал, а теперь звучит. Кто-то оказывается флейтой, кто-то арфой, а кто-то барабаном. Мы не издавали своих звуков, потому что были слишком заняты попытками быть кем-то еще. Но мы больше не хотим. Мы слышим свою мелодию, и она нам нравится. Флейте незачем быть барабаном. Каждый инструмент в этом оркестре на своем месте. Неважных или ненужных нет. И у каждого своя партитура, которую он постепенно узнает нота за нотой, доверяя Главному Музыканту.
<"Чужое место"
