Поставив коробку с вертолетом на платформу электросамоката, Сережа лавировал между между пешеходами и размышлял, как же расправить возникшую внутри складку.
Когда он пересекал бульварное кольцо около здания ТАСС, с колокольни Церкви Вознесения впереди послышался звон. Колокола нравились ему с детства — ему казалось, что их звук куда-то его зовет. Куда-то, где точно хорошо. А их форма вызывала ощущение безопасности и защиты.
Вот и сейчас звон приподнял его над вечерним городом с его нарастающим удалым пятничным весельем и напомнил, что у жизни есть и другие слои. Они плохо оборачивались в слова и не показывались глазу, но вот почувствовать их было можно. Они находились не где-то далеко, а прямо здесь. И прямо сейчас. И от контакта с ними на душе становилось легче.
Когда Сережа сворачивал в Мерзляковский переулок, эхо колокола напомнило ему гонг с кунданили-йоги, и в этот же момент он понял, как проведет вечер.
Дома он съел несколько абрикосов, а потом взял большой пакет с кошачьим кормом и пошел к открытому окну. Дворовый кот с недавних пор регулярно к нему заглядывал, и Сережа начал его подкармливать. Возникшая у них связь не была похожа на отношения домашнего животного и хозяина. Каждый был самостоятельным существом, и иногда они встречались. Кот тонко чувствовал пространство и не заходил в квартиру дальше нескольких сантиметров от окна. Обычно он сидел или лежал на ограде французского балкона, поглядывая на Сережу. Он даже разрешал себя гладить, но в руки давался неохотно. Шипел или изображал на морде такое презрение и тоску, что Сережа немедленно его отпускал, не желая быть причиной подобных состояний. Наполнив миски кота кормом и водой, он взял маленький рюкзак с йога-формой и вышел.
Подходя к студии, он увидел знакомую “девятку” — Владимир доставал из багажника большой гонг в черном чехле. Он приветливо кивнул Сереже.
— Буду рад небольшой помощи, — показал он взглядом на сумки в багажнике. — Игрушки донести.
— Игрушки?
— Шучу. Это рама для гонга. Обычно она в зале остается, а тут я ее увозил на время. Такие у меня игрушки, да. В детстве одни, а сейчас другие. А совсем без игрушек не получается.
— Да, пожалуй, — неуверенно ответил Сережа.
Он еще не бывал на пятничных классах, и оказалось, что людей на них меньше. Первый ряд, правда, все равно был занят старожилами, но зато во втором было несколько свободных мест — невиданная роскошь.
Владимир быстро собрал рамку, подвесил в ней гонг, расстелил коврик со шкурой, и начал, как обычно, крутить ручку приемника.
— Чем мы сегодня будем заниматься? Да, чем? А все как обычно. Как обычно, да. Как обычно необычно. Ха-ха. Что тут говорить? Что тут вообще можно сказать? Все как обычно и каждый раз по-новому. Да. Вот потому и говорим, что все по-новому каждый раз. Или не все? Может, все-таки кое-что по-старому? Найти бы только это кое-что, которое по-старому. Закрепиться как-то. Чтобы оттуда смотреть. Может, как-то попроще жить тогда будет? Ха-ха. Бывает такая идея иногда — жить попроще, да? Ха-ха.
А что такое “жить”? Как мы понимаем, живем мы или нет? Или нам кажется, что мы живем?
— Индийская мифология описывает наш мир как великую иллюзию, подобную сну. Многие из вас это знают, но сейчас я бы хотел напомнить ее в изложении Мигеля Руиса.
«В Индии есть старинная легенда о полубоге Браме, который был совершенно одинок.
Не существовало ничего, кроме Брамы, и он очень скучал.
Браме захотелось поиграть в игру, но играть тоже было не с кем.
Тогда он создал прекрасную богиню Майю, просто для развлечения. Когда Майя возникла и Брама объяснил ей смысл ее существования, она сказала: "Хорошо, давай поиграем в самую увлекательную игру, только ты будешь делать, что я скажу".
Брама согласился и, последовав указаниям Майи, создал Вселенную.
Он сотворил Солнце и звезды, Луну и планеты. Затем он создал на Земле жизнь: животных, океаны, атмосферу и все остальное.
Майя сказала: "Как прекрасен созданный тобой иллюзорный мир! А теперь я хочу, чтобы ты создал животное настолько умное, чтобы оно смогло оценить красоту твоего творчества".
И Брама сотворил людей. Когда творение было завершено, он спросил Майю, скоро ли начнется игра.
"Прямо сейчас", — ответила она, схватила Браму, рассекла на тысячи крошечных кусков, вложила эти кусочки в каждого человека и сказала: "Игра началась! Я буду пытаться заставить тебя забыть, кто ты, а ты попробуй снова себя найти!"
Майя сотворила Сон, и Брама до сих пор, до дня сегодняшнего, пытается вспомнить, кто он на самом деле. Брама здесь, внутри нас, а Майя не дает ему выйти из забытья. Пробуждаясь от Сна, мы снова становимся Брамой, вспоминаем о своей Божественности.
И когда Брама внутри нас говорит: "Я проснулся! Но где остальные частички меня?", мы постигаем хитрость Майи и делимся правдой с другими людьми, которым тоже суждено когда-нибудь проснуться.
В толпе пьяных трезвым не так тоскливо, если их хотя бы двое.
Чем больше трезвых, тем им веселее. Начните с себя, тогда и другие начнут меняться — и так до тех пор, пока не протрезвеют все одурманенные, все собравшиеся...»
Владимир отложил планшет и оглядел зал.
— Конечно, если вы проснулись, а вокруг все спят, вам хочется разбудить соседей, но делать это следует грамотно.
Одинаковое действие может для одного спящего быть ударом палки по лбу, а для другого заботливым голосом, который скажет над ухом “проснись”. От чего это зависит? От текущей фазы сна. Чтобы проснуться, нужно выспаться.
Мастерство учителя, помимо прочего, состоит в том, чтобы видеть, в какой фазе сна сейчас ученик. Если он сейчас глубоко, то нет нужды его тормошить. Лучше, наоборот, подоткнуть ему одеяло, открыть форточку, чтобы в комнате был свежий воздух, тихо сыграть рядом красивую мелодию и на цыпочках выйти. Нет задачи будить людей быстро. Чем лучше они выспятся, тем больше вероятность _встать с той ноги._
Представьте, что вы сладко спите, а кто-то начинает вас тормошить, сдергивает с вас одеяло, лупит палкой по лбу, светит фонарем в лицо, кричит и включает громкую музыку. Как вам такой расклад — понравится? Самые распространенные реакции — шок и агрессия.
Ну и потом, у каждого из нас за плечами есть кармический рюкзак, да. Помним мы о нем или нет, он там висит, — Владимир показал взглядом через плечо.
— Наверное многие из вас знают Лилу — индийскую игру мудрецов и предсказателей. Поднимите руки, кто играл в нее?
Больше половины людей подняли руки.
— Вот сколько у нас мудрецов собралось. Ха-ха. И предсказателей. Да. Вот и славно. Углубляться в подробности не буду, кто не играл — полюбопытствуйте. Лила описывает эволюционное путешествие сознания через различные планы бытия. Она выглядит как обычная настольная игра — поле с клетками, кости и фишки. Кидаете кости, переставляете фишку, попадаете на очередную клетку и читаете про нее — все просто. Ха-ха. Просто, да не просто. Попробуйте.
Как вы помните, в Лиле также есть неблагоприятные клетки (“змеи”) и благоприятные (“стрелы”). Если вы попадаете на древко стрелы, то она поднимает вас на более высокий план. Если вы попали на голову змеи, то она опрокидывает вас на низшие планы. Все как в жизни, да, — усмехнулся Владимир.
— Приехали вы, скажем, к бабушке с дедушкой. А они на вас смотрят в ваших новых джинсах итальянских и говорят: “Ты бы зашил джинсы, а то стыдно так ходить. Не позорься”. И так скажут, что сразу ясно — правда, стыдно. И если вы завелись от этих слов, то змея высокомерия и злости вас захватила и утащила вниз. И оттуда предстоит выбираться. Иногда пару часов часов. А иногда пару лет.
— Змеи и стрелы случаются не только в моменте, но и растянуты во времени. Некоторые стрелы несут нас наверх недели, месяцы и даже годы. И змеи тоже могут быть такие… длинные. Да. Длинные и скользкие.
— В древнем Китае и Индии есть целые науки, которые занимаются вычислением и расчетом подобных циклов. Можно делать калькуляцию для отдельно взятого человека, пары или группы. И даже для компании, построенной людьми, — для этого делается расчет для ее основателей и руководителей. Или для тренера и ведущих игроков, если речь идет о спортивной команде.
— Но мы отвлеклись, да. К чему я это? — Владимир замолчал и посмотрел в потолок. —
Вот в школе говорили: “Что ты на потолок смотришь — ответ там не написан.” А он очень даже написан.
Сережа почувствовал, что тоже отвлекся. Что-в рассказе Владимира показалось ему странно знакомым, словно где-то на периферии прозвучал любимый когда-то мотив.
— Про Лилу я рассказал к тому, что ясно увидеть, на какой клетке находится другой человек, по каким змеям или стрелам он скользит, невозможно. Тем, кто может все это увидеть, в этом мире делать нечего. Они уже все сделали. Заходят, конечно, бывает ненадолго, если позовут, но семинаров не ведут и онлайн-марафонов не проводят.
Поэтому я бы предложил не увлекаться поиском и чтением карт, а больше практиковать. Это лучший способ выспаться и проснуться естественным образом в хорошем настроении. А для того, кто уже проснулся, это лучший способ двигаться дальше. Потому что пробуждение — это не финальная точка, а лишь самое начало. Вы проснулись, на дворе утро и впереди весь день.
— Что вы делаете утром, когда проснулись?
Идете в туалет, чтобы очиститься и умыться. Когда Брама внутри человека просыпается, происходит то же самое — запускается процесс очищения от всего ложного, что человек успел насобирать до этого дня.
— И чем больше человек очищается от ложного, тем яснее он замечает, что весь мир соткан из одной и той же ткани.
Все, что мы пережили за эту жизнь, и все, что когда-нибудь переживем — это… что это, кто скажет?
— Любовь? — осторожно спросила женщина из первого ряда в белом шелковом платке.
— Именно. Но только эта не та любовь, к которой мы привыкли. Не “вздохи на скамейке”. Это голос, который прорезается сквозь сдавленное многие годы горло, расслабляет его, расправляет, начинает звучать чисто и громко. Это сила, которая делает вас живым. Она тянется к правде, как река бежит к океану. Она рассекает и отдирает ложное. Это невыносимо больно, страшно и одиноко, но нет более мощной силы. И нет другого пути.
— Все это совершенно туманно и абстрактно, пока человек спит, но когда Брама просыпается, то это становится ясным, а затем просто очевидным. Любовь делается путеводной звездой. Человек шаг за шагом сдается ей, позволяя счищать с себя наносное. Подобно отшлифованному кристаллу, он начинает сверкать и переливаться всеми цветами радуги.
— Меня часто спрашивают, почему мы занимаемся в белом. Вот поэтому. Белый цвет включает все остальные. Созерцая его и располагая в одном пространстве с собой, мы синхронизируемся с частотой его вибрации, помогаем Браме выспаться и скинуть очередное покрывало сна.
— Это микропредпосылки, но когда их выполняешь регулярно, они обретают силу. Так же, как мантры. Если вы слушаете их только на занятии — это одно. Но если вы начинаете слушать в машине, дома и даже во время сна — их эффект возрастает многократно.
— Поэтому мы работаем с телом или, вернее, с телами, поскольку у нас их много. Но об этом поговорим в другой раз. А на сегодня хватит разговоров, давайте дышать и махать руками и ногами. Потренируем нервную систему, поднимем вольтаж нейронов, создадим новые контуры в своей сети, сбалансируем гормоны. Хехе... Да. Поможем Браме выспаться.
Началось занятие.
Сначала все вместе спели открывающую и защитные мантры, а затем Владимир включил музыку и занятие началось.
Подготовительно-разогревающий блок прошел незаметно, и когда начался основной сет, Сережа заметил, что крийи сегодня даются ему легче. Если раньше было много страдания и маленькая капелька радостной ясности в конце, то сейчас капелька стала больше, а ее цена снизилась. Сережа привык, что обычно крийи требовали полностью отдать им внимание, и ему это нравилось — это позволяло отдохнуть от любых других мыслей. Но сегодня ум капризно и легко убегал к разговору с Костей и предстоящей завтра поездке. Сережа вспоминал свои и Костины реплики, выражение лица и общее состояние. Он хотел бы сейчас не думать об этом, но не мог и потому с надеждой ждал сложный получасовой сет, который традиционно располагался ближе к концу занятия.
Поначалу он тоже дался легче обычного, но минут через пять тугая ломота в плечах и кистях стала быстро нарастать. Думать о чем-то другом стало невозможно, и уму это не понравилось — начались волны яростного сопротивления. Сережа с трудом сдерживал желание вскочить и заорать.
Владимир же не просто продолжал делать крию вместе со всеми, но еще и давал подбадривающие инструкции.
— Вот так, вот так, — приговаривал он с легкой улыбкой. — Вращайте кистями, держите ритм дыхания. Дыхание огня. Огня. Сжигайте в этом огне омрачения ума. Пусть смелость будет вашим верным союзником. Будьте неустрашимы — не дайте боли и сопротивлению ума вас отвлечь и увлечь.
Сережа задышал чуть быстрее и интенсивнее. Это и правда немного помогало. Краем глаза он покосился на бегущий таймер перед Владимиром, но цифры отсвечивали.
— Не ждите таймер, — продолжил Владимир, перехватив его взгляд. — Представьте, что эта крийя будет с вами теперь всегда. Всегда, да. И вам нужно с этим как-то быть. Не умоляйте время, не заигрывайте с ним и не пытайтесь его ускорить. Действуйте как воин. Воин духа. Воин не терпит, а принимает то, что есть, и идет сквозь это. Внимание в точку межбровья. Опирайтесь на музыку, она поможет.
Владимир сделал музыку громче, и Сережа прикрыл глаза.
— “Wahe guru”, — пел мужской голос
— “Wahe guru”, — отвечал ему женский.
Музыка действительно помогала, Сережа почувствовал своеобразное расширение, как на холотропе или у Киры, хотя и не такое сильное.
Ломота на некоторое время отдалилась, но потом вернулась с новой силой. Вдобавок, теперь от дыхания начало сводить губы и пальцы на левой руке.
Не прекращая крийи, Сережа открыл глаза и посмотрел на остальных участников — один человек, видимо, новичок, сидел с растерянным лицом, глядя на остальных, еще один нервно растирал плечи. Двое начинали делать и сразу бросали. Остальные крийю исправно делали. Лица некоторых выражали страдание, но у большинства застыло какое-то экстатическое выражение.
Он снова закрыл глаза, решив, что попробует технику маленьких шагов — продержится минуту и посмотрит, как там будет. Однако уже через 20 секунд боль стала совершенно невыносимой. Она требовала выхода, и внимание внезапно прыгнуло к сегодняшнему разговору с Костей — Сережа оказался в отделе игрушек. “Вот оно — вот так происходит этот перенос. Я тебя вижу, злость”,— подумал он. И даже не просто подумал, а как будто сказал вслух.
Дальше случилось нечто странное. Все переживания, связанные со сценой в магазине, исчезли, и Сережа увидел себя в просторном зале с деревянным полом. Что-то легонько упиралось ему в ребра сзади. Посмотрев через плечо, он увидел фигуру в маске с клыками. В руках она сжимала деревянный меч. На фигуре были японские доспехи, вроде тех, что носят самураи в кино. Это и вправду напоминало кино, только иммерсивное, в котором зритель одновременно участвует.
— Кто ты? — спросил Сережа, глядя на фигуру.
Фигура опустила меч и поклонилась.
— Сейчас я твоя злость.
— Это ты тыкал меня в ребра?
— Да. Я показываю таким образом, где ты теряешься и падаешь в водоворот.
— И чем сильнее я от тебя отмахиваюсь…
— Тем сильнее я тебе напоминаю о себе.
— Но сейчас ты просто стоишь…
— Когда ты сильно захвачен эмоцией, то не видишь меня. Даже если стою не сзади, как сейчас, а прямо перед тобой. Но сейчас ты смог меня заметить. Этот урок закончен.
Весь этот кинематографичный диалог уместился в короткий и яркий, как вспышка молнии, миг. По опыту снов с Заугом Сережа понимал, что увиденное — просто визуализация, которую его ум использует для наглядности объяснения.
Неизвестный зал, фигура в маске, деревянный меч и весь диалог были формой, она могла быть любой другой, главным была суть.
А суть была в легкости, ясности и необычной благодарности. Такой, какая возникает, когда ты долго кому-то сопротивляешься, а потом осознаешь, что он никогда с тобой не воевал и всегда был на твоей стороне.
— Делаем-делаем-делаем. Каждый сам и одновременно все вместе, — донесся до него голос Владимира.
Сережа почувствовал, как возникшая внутри благодарность расширяется и распространяется на Владимира, других участников класса, студию и все пространство вокруг.
— “Wahe guru”, — выкрикнул вдруг он, чувствуя, как лицо растягивается в радостной улыбке, а на глазах наворачиваются слезы.
Кто-то большой и сильный взял его сзади за плечи и сильно, но бережно потянул назад и вниз. Так аквалангисты падают в воду с борта лодки.
Сереже показалось, что он сделал внутри своего тела кувырок назад и оказался в знакомом черном и широком пространстве.
Перед ним коротко возник морщинистый дедушка, которого он видел у Киры, и почти сразу превратился во Владимира.
— Очень хорошо, — “сказал” Владимир. Затем посмотрел на Сережины руки, чуть улыбнулся и кивнул. — Будем знакомы.
— Будем знакомы, — “ответил” Сережа и только сейчас заметил, что там, где у него были руки, теперь размашисто двигаются два больших коричневых крыла.
— Осталось семь минут, все делаем, не отдыхаем, — снова донесся откуда-то издалека голос Владимира.
Работать крыльями было очень легко и невероятно приятно. Было удивительно, что эти ощущения ему знакомы, как будто он испытывал их прежде не один раз. “Как же я мог это забыть? Неужели это случится снова?”, — подумал он, чувствуя себя большой птицей, летящей вдоль высокого скалистого обрыва, под которым далеко внизу плещется океан. Пожалуй, схожий восторг он испытывал в далеком детстве, когда папа катал его на своем гоночном велосипеде, привязывая для этого на раму подушку.
Захотелось открыть глаза и проверить, есть ли какие-то перемены в привычном мире, но он боялся, что не сможет сюда вернуться. Видимо, это беспокойство было заметно, потому что он снова оказался в широком черном пространстве, и на этот раз Владимир над ним весело смеялся, как родитель над ребенком, который учится ходить или впервые играет с зеркалом. Сереже показалось, что на этот раз кроме Владимира здесь было несколько людей из первого ряда. Его охватило чувство глубокой связи с ними, а затем снова пришла благодарность. Сначала к людям, а потом к Жизни, за то, что она показывает ему такие удивительные сюжеты.
Где-то далеко раздался писк таймера и голос Владимира.
— Молодцы. Заканчиваем. Шавасана. Ложитесь на спину, закройте глаза. Если вы сильно разогрелись, то укройтесь пледом, чтобы не остывать.
Сережа заранее подготовил два одеяла — одно он свернул и подложил под голову, а вторым укрылся.
Некоторое время в зале были слышны сопенье и возня. Затем наступила тишина, а следом за ней темнота — Владимир выключил свет.
— Слушайте звук, — сказал он. — Откройтесь ему и впустите в себя. Пусть он пробудит то, чему пора просыпаться. Мы сделали свой выбор и свой ход. Дальше работает звук. Спешки нет. Чтобы проснуться, надо выспаться.
Сереже нравилось ловить момент, когда звук гонга только начинал проявляться в пространстве. Он приближался издалека набегающими волнами. Такими тихими и осторожными, что казалось, что будто он чудится. Постепенно они становились все громче, чаще, выше, пока звук не заполнял собой все пространство, танцуя в нем, как стихия, сносящая все на своем пути.
Обычно на этом пути оказывались суетливые мысли и беспокойные чувства — звук крошил на мелкие части и уносил прочь, оставляя после себя редкую тишину и чистоту, достигнуть которых самостоятельно очень трудно.
Но в этот раз, как только звук стал отчетливым, темнота перед глазами заволновалась, и Сережа понял, что куда-то переместился. Эти особые ощущения были ему уже знакомы.
Как и в конце сна про главную привычку, ему показалось, что над ним склонились размытые фигуры. Их неясные очертания напоминали человеческие, но Сережа точно знал, что человеческому миру они не принадлежат, а вот человеческий мир им — вполне возможно.
Фигуры о чем-то общались и даже иногда обращались к нему, но он не мог ничего разобрать. Он чувствовал себя книгой, которую быстро-быстро пролистывают, внимательно изучая каждого слово. Ему снова вспомнился образ секретера с ящичками — казалось, их быстро один за другим выдвигали и задвигали. Нечто похожее происходило во время первой встречи с Заугом.
Сережа не волновался, ему было спокойно и даже хорошо. Он чувствовал себя на приеме у доктора, который по-настоящему знает, что делает. Когда все ящички были проверены, мысли сами собой потекли к Кире и памятной ночи. Возникшая недавно заглушка исчезла, и пробел в воспоминаниях стал быстро заполняться живыми и яркими переживаниями. Фрагмент начинался там, где они с Кирой переместились на ковер, посмотрели друг на друга и он, раскинув крылья, влетел в ее зрачки. Сереже казалось, что он смотрит фильм на ускоренном воспроизведении, но при этом успевает рассмотреть все в деталях и запомнить. Когда загрузка завершилась, он снова ощутил, что переместился, на этот раз — обратно в зал.
Очень скоро вокруг зашуршало и зажегся свет — шавасана закончилась, и теперь все поднимались, чтобы пропеть завершающую мантру.
Сережа медленно сел, по-прежнему чувствуя внутри теплую благодарность. Теперь еще и за этот космический “ремонт”. Когда они пели финальный Sat Nam, он спонтанно вспомнил Костю, расправил свой зонтик благодарности на него и тепло, по-дружески, обнял. Это случилось так естественно и просто, что волнение насчет завтрашней поездки ушло.
Магнитола в каршеринговой машине оказалась нестандартной и никак не хотела подключаться к телефону. В какой-то момент включилось радио со знакомой рекламой:
Даже Алисе моей невдомек,
Как упакуюсь я в птичее тело.
А? Э... Так-то, дружок,
В этом-то все и дело.
Сережа никогда прежде не слышал этих куплетов. “Они что там — специально для меня их пишут?”, — удивленно подумал он.
Ему хотелось поскорее добраться до дома и в спокойной обстановке неспешно пересмотреть доступное теперь долгожданное воспоминание. Оно притягивало его внимание уже сейчас, но он бережно отодвигал его. Дорога по ночной Москве до подъезда заняла меньше 15 минут.
Поднявшись наверх он умылся, почистил зубы, а потом устроился в кресле и несколько раз глубоко вздохнул. За минувшие две недели он много раз фантазировал, как однажды он вспомнит, что было той ночью. И вот это случилось. Совсем не так, как он предполагал. Не лучше и не хуже. Просто иначе. Он закрыл глаза и нажал внутри кнопку Play…
Дальше >