— Молодой человек, вам нехорошо?
Голос прозвучал странно далеко, но Сережа сообразил, что обращаются к нему. Приложив усилие, он помотал головой и даже выдавил подобие улыбки. “А почему я мотаю головой? Мне же реально плохо”, — он расстегнул ворот рубашки шире и оперся на прилавок.
Рыба снова резко дернулась, и, соскользнув с ледяной насыпи, звонко плюхнулась на пол.
— Ишь, как в тарелку не хочет, — сказал кто-то в очереди, и раздались смешки.
— Рашид, она опять упала. Ну сколько можно тебя просить? Прибей ее нормально, — попросила продавщица, взвешивая для кого-то пакет с креветками.
Рыба несколько раз рывками изогнулась на полу и замерла, открыв рот. Теперь она лежала так, что Сережа увидел ее глаза — рыба смотрела на него. Шум в ушах усилился, тело стало ватным и чужим. Не в силах выйти или хотя бы отвернуть голову, он продолжал стоять и смотреть.
— Умираю, — беззвучно сказала ему рыба. Помоги…
— Я?
— Да.
— Почему я?
— Потому что ты видишь. Помоги…
— Я не могу… я не знаю… Как помочь?
Сереже показалось, что в его памяти кто-то запустил поиск по слову “удушье”, и найденные фрагменты закружились перед ним в бешеной пляске.
Он вспомнил свой шок, когда узнал о существовании смертной казни. О том, что люди с давних времен целенаправленно убивали друг друга, в том числе, подвешивая за шею на веревке. Вспомнил, как картинки из книг и фильмов преследовали и пугали его вечерами. Как он, спрятавшись ото всех, пробовал душить себя ремнем или руками, проверяя, действительно ли от это опасно для жизни. Вспомнил лицо парня, который нахлебался воды на деревенском пляже. Сцены из фильмов перемешивались с воспоминаниями и услышанными рассказами, калейдоскоп вращался все быстрее, отчего Сережа уже не мог различить деталей — все смешалось, превратившись в единое лоскутное месиво.
Он ощущал себя одновременно висельником и палачом, бьющейся в сетях рыбой и достающим ее рыбаком, тем, кто, извиваясь, умирал, и тем, кто убивал его и смотрел, как он умирает. Любой хищник однажды становился жертвой, а любая жертва — хищником. Воздух, вода, растения и животные были строительными материалами для человеческих тел, которые после смерти становились таким же материалом для других организмов и удобряли собой землю. От этой мысли в сознании возникал странный замкнутый контур, напоминающий змею, кусающую себя за хвост.
— Надо же, какая прыгучая, — раздался рядом чей-то голос.
Видения померкли, и Сережа снова оказался в магазине. Похоже, его отсутствия никто не заметил. Из подсобки вышел молодой парень с деревянным молотком в руке.
— Риба долго помираит, — пояснил он и опустился на одно колено. — Нам ее живой привозят, вот она и пригаит патом тут.
— Помоги… — беззвучно повторила рыба, глядя на Сережу.
— Тебе уже не помочь. Прости.
— Помоги… себе, — сказала рыба, когда парень взмахнул рукой с молотком.
Звук удара раздался в Сережиной голове как выстрел. Перед глазами потемнело, колени предательски ослабли и, чтобы не упасть, он опустился на корточки, а затем на четвереньки.
Очередь зашумела, кто-то наклонился над ним.
— Что такое?
— Что, что? Парню плохо. Он уже давно бледный стоит. На воздух его выведите, я сейчас воды дам, — сказала продавщица.
Кто-то приподнял его за подмышки и помог встать, а затем потянул к выходу. На улице он шумно и глубоко вдохнул. Воздух был теплее, чем в магазине, в нем пахло летом, асфальтом, чьими-то духами, выхлопными газами, но главное — здесь не пахло рыбой и смертью. Сережа вдохнул еще раз, расправляя плечи, и ощутил в глубине живота тяжелую мутную волну.
Вместе с ним на улицу вышло несколько человек, они что-то говорили, кто-то протягивал ему стакан с водой. Все они были как в тумане.
— Отпусти, — раздался вдруг внутри него какой-то очень ясный и незнакомый голос.
— Что? — Сережа почувствовал, как волна в животе усиливается.
— Перестань сопротивляться.
Только сейчас Сережа заметил, что все это время отчаянно сопротивляется происходящему с ним. Старается держать лицо, крепко вцепившись в поручень социальных приличий. Он хотел подумать об этом, но очередная волна не оставила ему шансов. Порывисто шагнув вперед, он взмахнул руками и, перегнувшись через ограду клумбы, начал блевать.
Никогда прежде он не ощущал, что спазмы выворачивающегося желудка могут приносить такое облегчение. Распрямившись, он повернулся ко входу, где осталось трое людей. В глазах двух женщин читались брезгливость, напряжение и любопытство. Взгляд парня, это был Рашид, не выражал ничего, как будто он наблюдал разгрузку дров на даче или возню голубей на тротуаре.
Сережа взял у него стакан с водой, прополоскал рот и сплюнул в клумбу, а остатки воды допил. Одна штанина красных джинсов была забрызгана, нежно голубая зауженная рубашка стала темной от липкого пота, но, его это не волновало.
Он вернул парню стакан и повернулся к женщинам:
— Спектакль закончился, можно расходиться.
Женщины отвернулись, одна перекрестилась.
Была середина дня, и от Трехпрудного переулка, где располагался магазин, до дома было рукой подать, так что Сережа решил пройтись.
“Нормально за рыбкой зашел, — думал он, шагая по Малому Козихинскому переулку. — Интересно, теперь всегда так будет, что ли? Хорошо еще, что в мясную лавку не заглядывал”. Мясо Сережа ел редко, оно не вызывало у него той радости и зависимости, которую он наблюдал у многих своих друзей. Но одно дело не есть, потому что не вкусно, а другое — падать в обморок и выворачиваться от одного его вида. Такая реакция, что и говорить, казалась неадекватной. Если это было последствием Кириного угощения, то она о таком не предупреждала. Не сбавляя хода, Сережа шумно вздохнул. Мысль о Кире запустила в нем очередной пересмотр последних дней…
Дальше >