Знакомый голос, однако, им не принадлежал, и доносился, казалось, из какой-то совсем другой вселенной, как будто в будке киномеханика шутники смешали кинопленки с разными фильмами и теперь крутят эту абракадабру.
Голос стал настойчивее, а затем возникло весьма интенсивное ощущение. Оно быстро нарастало, и наконец Сережа вспомнил, что оно называется словом “холодно”. Потом возникло ощущение “мокро”. А потом что-то звонко шлёпнулось и стало горячо. Шлепок раздался еще раз. И еще. Кажется его ударяли по лицу, хотя боли не было. Сереже казалось, что он уютно спит, а кто-то ломится к нему в комнату. Причем этот кто-то был настроен явно серьезно и требовал, чтобы Сережа встал и открыл дверь.
На экране снова возникли внимательные существа.
— Приходит в себя, — уловил Сережа телепатически голос в своей голове. — До возврата в тело 3-2-1…
В ушах возник громкий нечленораздельный шум, который достаточно быстро превратился в речь, словно где-то загрузился нужный драйвер.
— Алло, “мандельвакс”. Давай дыши уже. Ты где там застрял, а? Хорош бродить в бессознанке. Вылезай живо. Ты меня лучше не серди. Еще тебе леща отвесить?
Сережа открыл глаза. Понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить, что он не лежит, как ему казалось, а сидит на полу, оперевшись на край кровати. Перед ним было распахнуто окно его спальни, а рядом на корточках сидел Леха. Он выглядел встревоженным.
— Здрасьте. Очухался. Наконец-то. Что за дела такие? А если бы я не приехал? Ты бы тут ласты склеил, ты в курсе? А я ведь заезжать не планировал. Случайно можно сказать тут оказался, — Леха встал, прошелся по комнате и продолжил.
— Я с подругой поругался и свалил от нее под утро, а она тут рядом живет. Думал домой поехать, а потом вспомнил, что у меня твои ключи валяются в бардачке. Я тебе их не вернул, помнишь? Мне надо было рано уезжать от тебя, и ты мне ключи дал, чтобы я тебя не будил. Вот они и лежали в бардачке. Ну, думаю, зайду тихонько, а утром тебя напугаю и поржем вместе. А получилось, что это ты меня напугал. Я тут чуть не обделался смотреть на твою рожу бледную. Нифига не смешно.
Леха снова прошелся по комнате, резко разворачиваясь на пятках.
— В общем я зашел и думал уже ложиться, и тут слышу, ты как-то странно тут себя ведешь в спальне. То стонешь, то рычишь не своим голосом. Знаешь, как я тебя нашел? — Леха подошел ближе и снова присел на корточки.
— Лежишь, короче, ты поперек кровати, изогнулся дугой, пульс бешеный, глаза закатились. Я, честно говоря, струхнул. Стащил тебя на пол, посадил у окна, стал водой брызгать. А ты вообще не але. Тогда я тебе пару лещей отвесил. Ну а дальше ты знаешь.
Леха прищурился и несколько секунд внимательно смотрел на Сережу.
— В-общем, старик, я, конечно, подозревал, что ты псих, иначе как бы мы с тобой дружили, но не думал, что ты на таких сложных щщах. Что тут у тебя происходит, рассказывай. Это все твой консультант из Вайме? Или ты на свой семинар дыхательный сходил и домашку делал?
Он присвистнул, поднялся и снова заговорил сам. Видимо ответы его не особенно интересовали.
— Так. По ходу спать сегодня уже не выйдет. Отлично, понимаешь, отдохнул. Ну пойдем тогда что ли на кухню завтракать. Ты встать-то можешь? Жрать хочешь?
Сережа кивнул и улыбнулся.
— А чего ты улыбаешься, а?
— Рад тебя видеть, — сказал Сережа, радуясь звуку собственного голоса и отмечая, что его день давно не начинался с этих слов.
— Еще бы ты не рад. Я же тебе жизнь спас. Пойду чайник поставлю.
Сережа посидел несколько минут на полу, слушая птиц и городские звуки с улицы. Пугающий сон покрывался дымкой, как будто приехала бригада специальных невидимых медиков, которые оперативно зашивали порезы, наклеивали пластыри и делали пугающие воспоминания блеклыми и размытыми.
Минут через 20, когда Сережа прошел в гостиную, Леха сидел с грустным видом.
— Бро, ты совсем одичал без бабы. У тебя жрать вообще нечего. Давай закажем доставку — что тут у тебя рядом есть хорошего?
Сережа качнул головой.
— Я омлет собираюсь делать, — сказал он, доставая сковородку. — Будешь ?
Леха посмотрел на него с удивлением.
— Ну давай, шеф. Мне, пожалуйста, двойную порцию со сливочным лососем, сыром и зеленью. И большой американо.
— С лососем не получится. Могу грибов добавить.
— Каких еще грибов? Хочешь, чтобы мы тут вместе лежали с закатанными глазами? — Леха карикатурно закатил глаза.
— Да не… Шампиньоны обычные, — Сережа показал упаковку.
Когда с омлетом было покончено, Леха шумно выдохнул и откинулся на спинку кресла. — Так, ну вот теперь я готов слушать. Ты рассказывать-то будешь? — спросил он серьезным тоном. — У меня с собой вот габа есть — давай заварим. Он достал из рюкзака пакет и протянул.
Пока Сережа заваривал чай, он рассказал Лехе про встречу с Николаем и свой сон. Леха слушал его неожиданно внимательно и ни разу не перебил.
— Интересно ты живешь, Серый. А ты сам-то чего думаешь об этом? Ты правда хочешь эту главную привычку отклеивать?
Сережа хмуро покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Я как про нее подумаю, так у меня все замирает внутри. Я реально думал, что мне крышка.
— Понимаю, — усмехнулся Леха. — А ты когда-нибудь думал, что такое “крышка”? Вот как ты ее ощущал?
Сережа задумался и понял вдруг, что никогда о таком прежде не говорил. Вокруг темы смерти стоял какой-то внутренний заборчик. Как только внимание к нему приближалось, происходил своего рода микро-сброс. Как будто где-то раздавалась короткий звук сирены, и внимание отбрасывалось назад.
Это напоминало заглушку в программном коде, когда при вызове заблокированной или не написанной пока функции пользователю показывается информационное сообщение, после чего он перебрасывается на одну из предыдущих логических веток.
— Ау? — сказал Леха. — Ты чего завис?
— Да вот, странная штука, — ответил Сережа. — Я только что обнаружил, что не могу сосредоточенно подумать о смерти. Это как будто я хожу в доме со множеством дверей и могу в них заходить. Но если я приближаюсь к двери с надписью «смерть», то меня отбрасывает назад. Как будто заглушка в компьютерной игре.
— Ну да. Я же тебе говорил, что все тут игра. И эта дверь в ней пока заблокирована. Ну и нечего туда лезть. Придет время — откроется. А раньше времени откроешь — назад не закроешь. Я таких людей встречал, они, знаешь, сами не рады. Так чего — как ты эту свою “крышку” ощущал, расскажи?
— Как конец всего.
— А тело ты там чувствовал?
— Вроде да… — Сережа задумался. — …но вроде и нет. Скорее нет. Конец, про который я говорю, к телу не относился. То есть он ощущался как смерть, но эта смерть касалась в первую очередь не тела, а меня как Сережи. Моей самоидентификации. Ощущалось, как будто крыша вот-вот уедет далеко и безвозвратно. И от этого становилось очень страшно.
Леха хмыкнул и зачерпнул горсть орешков из хрустальной вазочки.
— А кому страшно-то? — ехидно спросил он.
— Что значит кому? Мне.
— Да? Ну а где он находится? Этот ты, кому страшно? И какой он?
Сережа нахмурился.
— Я не понимаю, куда ты клонишь. Мне было так страшно, что сейчас пока точно не до вопросиков твоих дурацких.
— Ну ладно, — убрал Леха ироничную улыбку. — Давай по-другому — что такое “крыша уехала”? Меня, помню, в институте иногда накрывало на тему того, что возможно в психушке сидят нормальные люди, а реально опасные психи — это мы тут все. Следишь за мыслью? С чего мы взяли, что с ними что-то не то, а с нами все в порядке? Ты никогда не думал об этом?
— Думал. Еще в школе. Когда Достоевского читал. Мне кажется, ответ простой. Все дело в том, что тех, кого мы считаем нормальным — гораздо больше.
— А почему из того, что нас больше следует, что мы нормальные?
— Ты что сказать хочешь?
— Я хочу сказать, — Леха зачерпнул еще орешков, — что метод определения нормы очень размыт, если не рассматривать ярко выраженные буйные случаи. В 70-х один американский психолог провел эксперимент, где он сам и его друзья симулировали симптомы разных психических расстройств. Их всех поместили на лечение, и им пришлось потом долго и сложно выбираться, доказывая, что это была инсценировка. Причем, что интересно, реальные пациенты быстро увидели в них симулянтов, а персонал больницы — нет. И потом, спустя некоторое время, этот психиатр снова повторил похожий эксперимент, и результат был тот же. Но к чему я это, а? Ты помнишь?
— Не знаю, к чему, — тихо сказал Сережа, подливая кипяток в заварочный чайник. — я говорил о том, что сойти с ума — это страшно.
— А, точно. Я хотел сказать, что вот это “сойти с ума” — неоднозначная штука. Подумай сам — у каждого человека в голове звучат разные голоса. Родители, дети, друзья, коллеги, начальство, тренер из школьной секции, персонаж из книжки или фильма и т.д. Пока человек с ними общается внутри своей головы — это считается социально приемлемым, но как только он начинает с ними разговаривать вслух в общественных местах, на него начинают косо посматривать. Ты Карлсона читал в детстве?
— Конечно. А что с ним?
— Ты понял, что Карлсон был только в голове у Малыша? Пацан так скучал, что придумал чувака с пропеллером, и тот стал его лучшим другом. Или можно сказать, что он был Духом из другого измерения, который показывался только Малышу. В каком-то смысле это одно и то же.
— Хм… — усмехнулся Сережа. — Скажешь тоже… Ну что-то в этом есть, да.
— Я просто пытаюсь тебе показать, — продолжил Леха, — что как бы ни пугал отъезд крыши, ты никогда не знаешь, что впереди. Может быть, крыша отъехала для того, чтобы ты наконец увидел в небе звезды и вспомнил о чем-то важном.
Сережа поднялся и достал из шкафа плитку LINDT с апельсином.
— Возможно, но звезд я пока не увидел и не очень хочется. Расскажи лучше — ты испытывал что-нибудь вроде того, что я рассказал? Тебе бывало страшно похожим образом?
— Бывало, — ответил Леха. — Два раза помню особенно ярко. Могу рассказать. Хочешь?
— Давай, — сказал Сережа.
— Смотри. Сам захотел, — сказал Леха угрожающим голосом. Потом немного помолчал и широко улыбнулся. — Да ладно, не дрейфь, это я тебя пугаю просто.
В общем один случай произошел в Индии около Аруначалы. Там проходила очередная шаманская церемония. У меня их к тому моменту много было, так что я не боялся. Но с другой стороны, там накануне все равно бывает специфический мандраж. “Главная привычка”, как ты выражаешься, чувствует угрозу и пытается дернуть стоп-кран.
В общем, в какой-то момент у меня случилось нечто похожее на твой сон. Только я это видел как погружение в пещеру. Будто я держусь за веревку, привязанную у входа, и иду вглубь пещеры. Постепенно становится все темнее, и все меньше людей вокруг. Вроде у входа в пещеру нас много было, а тут уже я один иду, остальные где-то растерялись незаметно. И вдруг я понимаю, что пещера меня начинает затягивать, меня беззвучно всасывает в эту темноту. Я держусь за веревку из последних сил и говорю себе, что надо, мол, напрячься и потерпеть, что этот пылесос однажды выключится и я смогу вернуться ко входу. Говорю и чувствую, будто кто-то смеется. И внутри меня смеется, и снаружи. Будто говорит мне: “А что — слабо отпустить?”. И ведь знал, на что меня взять. Я как это “слабо” услышал, так и отпустил разом. “На, — говорю, — получи. Не слабо не фига”. И прямо в черноту эту как в пасть прыгнул. Типа “ну давай, вот он я”, — Леха раскинул руки и показал, как он прыгнул.
— И чего дальше?
— А дальше я пролетел через черноту и снова оказался у входа. Как будто промчался по темной закольцованной трубе, прикинь? Как пончик, — Леха засмеялся и отломил кусочек шоколадки.
— И все?
— Что значит “и все”? — обиделся Леха. — Конечно, пока я летел, мне там показывали всякое, сейчас грузить тебя не буду, это к делу не относится. Главное, что я насквозь этот страх пролетел и узнал, что он вовсе не страшный.
Сережа с сомнением покачал головой.
— Мой страх очень даже страшный. А что за второй раз?
— Второй раз был не такой прикольный, — сказал Леха, чуть помрачнев. — Но интересный. Я тогда прошлый бизнес делал. Мы продавали профессиональный свет для мероприятий. И попался нам заказчик сложный. Пару заказов с ним сделали, а на третьем забуксовали, очень требовательный этот тип был и дотошный. Ребята мои с ним уже все нервы вымотали. И бросать жалко — заказ большой, платит четко. Обычно когда такое случается, я сам еду на переговоры — у меня это хорошо получается. И тут я тоже сам поехал.
Встречаемся мы с ним, значит, в рестике одном гламурном. Мужик этот выглядит, конечно, эффектно — этакий цыганский барон лет пятидесяти. Сам со мной сидит, а за соседним столиком его свита. Дела мы все быстро порешали, как это обычно у меня бывает. Едим, разговариваем за жизнь. Я вижу, что тип необычный, если не сказать редкий, у меня на них нюх. Пытаюсь его с разных сторон раскрутить на рассказ — не выходит. Спорт, путешествия, женщины — не срабатывает. В бычку не уходит, дурака не включает, а просто как-то очень ловко разворачивается каждый раз, так что я ни с чем оказываюсь. Мне, понятно, еще интереснее становится, я такие задачки люблю. Начинаю ему свою тему про игру задвигать. Так и так, бизнес — это, конечно, классно, но есть игры более высокого порядка, как вы явно знаете. И я не о политике, а том вечном космическом цирке, в которым мы все тут оказались. Приятно встретить другого игрока в цирке. Буду рад дружить и обменяться опытом.
Он в тарелку уткнулся, слушает меня вполуха не глядя, а потом поднимает глаза, откладывает приборы и говорит:
— Алексей, я не хочу вас расстраивать, но… — Леха замолчал и усмехнулся. Чувствовалось, что воспоминание до сих пор яркое. — В общем, он начинает фразу “Алексей, я не хочу вас расстраивать, но…”, а дальше поднимает левую руку, и официант, проходящий мимо, вдруг поворачивается, смотрит на меня и говорит: “…вы не вполне понимаете, о чем говорите”. Ты прикинь, а? Мужик фразу начал, а официант ее закончил. Причем глядя на меня.
Я, ясное дело, охренел, сижу моргаю, официант уже ушел, а мужик продолжает: “Вы представляете, кто сидит напротив вас?”
А я, надо сказать, тогда был борзый. Прошел всего месяц после той индийской поездки, я чувствовал себя прекрасно. Казалось, что могу молнии метать и камни крошить.
Посмотрел я на него, и вдруг захотелось мне его перекрестить. Не спрашивай почему, не знаю. Никогда в жизни так не делал, и, наверное, больше не буду. И только я начинаю его мысленно крестить, как чувствую, что меня сковало всего, вообще двинуться не могу, так и застыл с полуоткрытым ртом, куда еду положил.
А он весь скривился брезгливо и говорит: “А вот это вы совсем напрасно начали делать, Алексей. Есть, знаете ли дороги, по которым лучше не ходить”. И дальше чувствую, что голова моя начинает наклоняться вперед, будто кто-то мне сзади давит на затылок, хотя сзади нет никого. В общем, так он меня мордой в мой винегрет и положил.
Леха хмыкнул и замолчал.
— Обалдеть. И что дальше было?
— А ничего. Я, по ходу, пару минут без сознания был, хотя мне казалось, что я не выключался. Когда голову из тарелки поднял, то ни мужика ни свиты его в зале уже не было. Рядом официанты стоят, салфетки протягивают. Я иду в туалет, чтобы умыться и вдруг начинаю там блевать люто. Полчаса там просидел, уже стучать в дверь стали настойчиво. Постепенно меня отпустило, я вышел, расплатился и поехал домой. Такие вот дела, — закончил рассказ Леха.
— И как вы с ним дальше работали?
— Мы не работали. Они попросили вернуть предоплату за очередную фазу проекта и сменили поставщика. Продавцы мои, конечно, этого не поняли, ходили на меня дулись пару месяцев, но я, честно скажу, был рад.
— Да уж, представляю. А как ты все это для себя понял? Ты узнал, кто он такой?
Леха помотал головой.
— Сначала, конечно, хотел навести справки, а потом понял, что это неважно. Он же все сказал прямо: “Есть дороги, куда лучше не ходить”. Это ведь конкретная игровая подсказка. Я сунулся — получил по башке. Причем получил легонько, предупредительно. Ему с такой силой заставить меня поперхнуться горошиной в салате — плевое дело. Или газ с тормозом в машине на скорости перепутать.
— Странно как-то, — недоверчиво сказал Сережа. — Не похоже на тебя. Неужели тебе не хотелось разобраться, кто он такой и что это за чертовщина?
— Обычно может и не похоже, но ты же просил рассказать необычные случаи. Этот тип меня так напугал, что играть в детектива мне совершенно не хотелось. Если пальцы сунуть в розетку — получишь разряд тока. Это же не значит, что надо обязательно исхитриться и засунуть их в эту розетку. Сделал выводы, запомнил, пошел дальше. В игре полно разных дорог. И в этом городе кстати тоже, так что предлагаю прокатиться. А то мы с тобой тут как в пионерском лагере после отбоя — сидим и рассказываем друг другу страшилки, — Леха засмеялся.
— Надо же, — задумчиво сказал Сережа, складывая тарелки в посудомоечную машину. — Я думал, у меня страшилка серьезная, а теперь вижу, что бывают и покруче. Они оделись и вышли на улицу — было солнечно и по-утреннему свежо.
Леха поставил машину в соседнем дворе, и пока они до нее шли, Сережа почему-то вспомнил разговор с Алисой.
— А какие у тебя были любимые персонажи в детстве? — спросил он Леху.
— Гвидон Вишневский. У меня, как и у него, — детства не было. Я как родился — сразу старым стал.
Они весело засмеялись.
— Ну а серьезно?
— Да я серьезно, бро. Мне читать было некогда. Там, где я жил, вместо обоев использовали газеты, потому что денег не было. Мы сушили полиэтиленовые пакеты на кольях забора. А вместо игрушек у меня были пластиковые цифры из сыра. Так про персонажей книжных я особо не размышлял. Нужно было выбираться. А когда сам выбрался, помочь родным.
— Ну а позднее? — допытывался Сережа. — Неужели никто не нравился из фильмов?
— Ну нравиться может нравились, но ты же я так чувствую, хочешь подвести под это какую-то психологическую муть, типа этот персонаж определяет мою ролевую модель, так? Да я по тону чувствую, что хочешь, можешь не отвечать. А мое “нравится” к ролевым моделям отношения не имеет. Для меня кино всегда было выдумкой, которая очень слабо с жизнью соотносится. Поэтому вместо туманных мечтаний, я вполне конкретно прокачивал своего персонажа.
— Окей, — Сережа решил не продолжать.
— Так что — это был какой-то тест психологический?
— Ну вроде того, да.
— Ну вот, я же говорю — у меня чуйка. Сразу секу этот разводняк. Туфта это все. Я о человеке больше скажу по иконкам на его телефоне или датчику бензина в машине.
— По датчику бензина?
— Конечно. Вот у тебя часто загорается лампочка Low fuel? — спросил Леха и тут же громко заржал. — Ах да…прости… я забыл… у тебя же теперь машины нет. Ты нищеброд. Ладно, пойдем, я тебе дам свою порулить. Может, тоже купишь. Будешь как нормальный пацан. Потом даже издашь мемуары “Из грязи в князи. Путь нищеброда”. И там в начале напечатаешь слова благодарности твоему другу Лехе, который в трудную минуту жизни подставил свое плечо.
Пока Сережа регулировал под себя глубокое ковшеобразное сиденье, а затем расположение руля, Леха искал запись выступления своей новой подруги, с которой поругался прошлой ночью.
— Прикинь — захожу я, значит, к ней на концерт, а там уже около сцены стадо ее павлинов сидит. Причем если послушать, то все разговоры про открытое сердце, прекрасную душу и безусловную любовь. А я-то вижу, что они только и думают, как свой “мутатор” ей пристроить. Что я, не знаю что ли, как это бывает? — фыркнул Леха.
Сережа закончил с регулировками и запустил двигатель. Звук у “Порша” и правда был отменный.
— Мы вот с тобой обсуждали как крыша уезжает. Пришло время перейти к практике, — Леха нажал кнопку, и крыша машины быстро поднялась и сложилась в специальный отсек багажника.
— Кстати, — вспомнил Сережа, выруливая на улицу, — а ты послушал аудиокнигу Грофа, которую я тебе присылал?
— Не, — Леха махнул рукой. — Я поставил и сразу выключил — невозможно слушать, многовато басов.
Ответ сначала показался Сереже странным, но потом он подумал, что сам откладывает бумажные книги, если ему не нравится их шрифт.
— Ну если много, давай повысим частоту, — сказал он вслух и нажал на газ, слушая, как двигатель быстро набирает обороты, и звук становится более высоким.
Дальше >
При использовании текста обязательно указание автора и ссылка на www.wakeupand.live