…
— Трудная работа выдалась?
— Да, пришлось поднапрячься. Попросили вытащить одного олигарха из кокаинового “запоя”. По-серьезному мужик ушел, мог и закончиться. Я за такие запущенные случаи обычно не берусь, но здесь меня особо не спрашивали, — грустно улыбнулась Кира. — Издержки работы с влиятельными клиентами. Пришлось срочно вылетать к нему.
— Вылетать? В смысле — “туда”? — Сережа показал глазами наверх.
— В смысле — в Барселону, — засмеялась Кира. — Он неподалеку от города средневековый замок арендовал на двадцать лет и раз в месяц устраивает в нем закрытые секс-вечеринки для богачей.
— Как интересно живут люди. Я такое только в кино у Кубрика видел.
— Ну да, — подтвердила Кира. — Примерно так все и есть. Строгая секретность, вступление в клуб только по рекомендации от трех действующих членов. Входной ценник со ста тысяч долларов начинается.
Она закинула в рот последний ролл и задумалась.
— В общем, после очередной вечеринки этот товарищ потерял тормоза и вошел в штопор. Один день, второй, третий, неделя… Спать уже не может, трясется, орет и при этом продолжает в себя порошок запихивать. Если его кто-то вразумить пробует, то хватается за пистолет. В итоге домашние забили тревогу и в какой-то момент вспомнили про меня. Я пять лет назад ему помогла с таким же вопросом, только случай тогда был не такой запущенный.
— Ну дела. И как же ты к нему зашла?
— Никак. Я поставила условие, что возьмусь только если у него заберут порошок и пистолет, а его самого либо успокоят либо свяжут. Они посовещались и сказали, что не смогут. Боятся они его сильно. А он все глубже закапывается. Атаки панические накатывают. Собаку свою застрелил в припадке, шофера ранил. Увидел ночью из окна, как тот в машину садится, и давай палить. Думал, что воры угоняют.
Я позвала на помощь одного друга своего. Он человек отважный, всякого повидал, и учителя у него постарше. Он и помог.
— А что он сделал?
— А очень просто. Зашел к тому в комнату и выстрелил иглой с транквилизатором. Не знаю, почему мы не додумались сами. Хотя даже если бы додумались, кто бы стрелять стал? Все же его боятся. Сложнее всего было дозу рассчитать, чтобы он не умер ненароком, а просто выключился. После такой долгой стимуляции нервная система на дыбах. Но все получилось — видать не время ему помирать пока.
— А что дальше — в клинику его повезли?
— Какая клиника? Они же меня специально вызвали, чтобы никуда его не возить. Поставили капельницу, дали проспаться, потом в бане парили пару дней, отпаивали супчиками. А потом объяснили, что дальше ему предстоит самому поработать с Учителями под нашим присмотром. После первой сессии я поняла, что уже сама справляюсь, и друга своего отпустила. Ну и, собственно, все — за пять сессий этот товарищ свой дырявый энергоконтур заштопал.
— Сам?
— Конечно. Моя задача его туда провести, показать фронт работы и обеспечить безопасность. А чинить он должен сам. Иначе все это ненадолго . Здесь как в пословице: “Любишь кататься — люби и саночки возить”. Энергетический контур похож на плотное яйцо, сплетенное из тонких нитей. Кокаин ослабляет нити и делает в яице дыру, через которую энергия начинает вытекать. При этом он щекочет в мозгу рецепторы удовольствия, так что человек не замечает происходящих разрушений. А когда начинает замечать, то сил остановиться уже нет — энергия-то выходит. Чем дольше он “марафонит”, тем страшнее становится мысль, что однажды придется остановиться и встретиться с последствиями. И человек оттягивает этот момент, выжимания из системы остатки гормонов радости и бестолково разбрызгивая сексуальную энергию, чем еще сильнее истощает себя.
— Жесть, — протянул Сережа.
— Да, штука коварная и приставучая, как репейник. Вся романтика вокруг него бывает только по неопытности. Потому особенно важно, чтобы человек сам починил то, что поломал. Иначе он остается ребенком, который разбрасывает по всему дому игрушки, а собирают их родители или няня.
— А те, кто сами себя чинят, уже не срываются?
— Иногда срываются. Но обычно уже не так сильно. Вопрос в том, от чего человек в этот срыв убегает. Что в его жизни создает тот стресс, от которого он таким образом спасается? Рабочая круговерть или мечты какие-то нереализованные, а может какая-то детская история фонит. По-разному бывает.
— То есть гарантированно защититься нельзя?
Кира покачала головой.
— Какие вообще могут быть гарантии в жизни? Мы когда с моим другом об этом говорили, он мне рассказал про “память металла”. Если, например, ложку согнуть, а потом выпрямить, то в следующий раз под нагрузкой, она согнется по той же линии. Причем нагрузка эта будет меньше, чем первый раз.
— Да, знаю. Мне кузовной мастер рассказывал, когда я его попросил как-то крыло не менять, а выстучать.
— Ну вот. Если человек восстановил свой контур, но источник стресса остался прежним, то велика вероятность рецидива. Зависимость — это как желоб, в который человек прыгает и катится, когда чувствует, что больше не может вывозить происходящее, или в пылу экзальтированной радости теряет осознанность и забывает о цене такой поездки.
Причем не стоит обольщаться — зависимости есть у всех. Кто-то в случае стресса начинает его “заедать” и набирает вес. Кто-то по классике бухает. Кто-то торчит на сахаре. Кстати, по принципу действия он очень похож на кокс. Быстрый резкий всплеск радости, а потом желание добавки, причем дозу нужно увеличивать. Кто-то снимает стресс сексом, кто-то постоянными переездами.
Сережа взял у проходившей мимо девушки с подносом бутылку газированной воды.
— Это я понимаю. А что дальше было?
— Дальше он стал на радостях просить меня провести трехдневную сессию для его друзей. Я уже устала и хотела поскорее уехать — в итоге договорились на один день, но все равно вышло долго. Он решил проводить церемонию на своей стометровой лодке. Мы пришвартовались на Ибице и ждали его друзей. Пока они собрались и акклиматизировались, еще три дня прошло. Ну а после сессии меня на скоростном катере доставили назад в Барсу, я там переночевала и сегодня утром вот прилетела.
— Обалдеть у тебя приключение. Даже не знаю, что сказать. И часто у тебя такое?
— Такое — нет.
Динамики ожили, и на сцену вышла девушка с микрофоном.
— Добрый вечер, друзья. Мы рады вас приветствовать на нашем концерте. Прямо сейчас выступит наш хороший давний друг — саттвичный шансонье Федор Лозовой. Многие из вас знают его душераскрывающие треки, и сейчас Федя впервые споет несколько новых песен, которые он написал в своем недавнем путешествии по Амазонской сельве.
На сцену вышли двое парней из той компании, которую Сережа встретил на проходной. Один из них, с флейтой, подошел к микрофону на высокой стойке, а второй, с гитарой, откинул полы длинной сетчатой накидки с капюшоном и сел на стул. Он подключил гитару, подвинул микрофон и заиграл. А потом и запел.
Космонавты в небо летали,
Да Бога не видели.
Может, не там искали?
А может, забыли мы?
Нет нужды лететь —
Бог всегда внутри
Прямо здесь и сейчас,
Сердцем посмотри.
Мы же все торгуемся,
выдвигаем условиЯ:
Чудо покажи,
Может тогда поверю Я.
Я у Бога не прошу ни чудес, ни милости,
Все что нужно — само придет, когда живешь в близости
С телом со своим, мыслями, чувствами,
Зацветет душа красиво искусствами.
Сзади возникло движение, и Сережа спохватился, что совсем забыл про зонтик.
— Кирочка, здравствуй, моя девочка. Какая ты загорелая. Вытащишь карту? — это была та же женщина, что подходила к Сереже у стойки.
— Здравствуй, Рада. Давай.
Кира не глядя вытащила карту и показала женщине и Сереже. Там был изображен крест из тибетских палиц, как их называл Сережа. Правильное название он не помнил.
— Участие, — нараспев протянула Рада. — Круговой контур, образованный в этой мандале несколькими фигурами, принимает форму двойного дордже или ваджры.
— Каждый из четырех участников круга делает свой особый вклад в создание жизненного целого, — продолжила Рада. Это цветок, цельность которого больше простой суммы его лепестков и одновременно эта цельность увеличивает красоту и ценность каждого из них.
— Четырех участников, — задумчиво повторила Кира. — Странно. — Давай ты, — она посмотрела на Сережу.
— А этот симпатичный молодой человек сегодня сказал мне, что пока предпочитает крепкий сон неведения, — сказала Рада с легкой улыбкой.
Кира удивленно посмотрела на Сережу.
— Ну… я не то имел в виду. Просто ответил пословицей.
Кира молча показала взглядом на колоду.
— Ну хорошо, — Сережа вытащил карту.
На ней оказался молодой человек с белой розой в руке, шагающий с обрыва в пропасть. Точка невозврата была уже пройдена, шансов удержаться у парня не оставалось. Под картинкой была подпись: “Дурак”.
“Бред какой-то”, — поморщился Сережа, чувствуя, что слегка краснеет, и показал карту Раде.
— Дурак, — снова нараспев сказал она. — А вот это интересно, — в ее голове действительно зазвучал интерес и она посмотрела на Сережу внимательнее. Он почувствовал энергетическое прикосновение и хотел было ответить, но Кира как бы невзначай накрыла его руку своей, давая понять, что дергаться не надо.
— Не тушуйтесь, молодой человек, — медленно сказал Рада, продолжая его разглядывать. Эта одна из самых многослойных карт. У нее много трактовок, причем на первый взгляд противоположных. Я сейчас скажу ту, которая мне видится наиболее подходящей.
Настоящий дурак или шут — это тот, кто доверяет жизни безусловно. Это, если угодно, глупец в смысле Дзен. Он не окружает себя стеной знания — независимо от выпавшего ему опыта, он позволяет ему случиться, а затем идет дальше, оставляя его позади. Очищая свой ум, он умирает для прошлого, чтобы быть в настоящем. Каждый его вдох — это очередное рождение. Он всегда подобен младенцу, и именно это делает его мудрецом.
Это непросто. Люди могут смеяться, обманывать и унижать дурака. Но каждый раз, когда ему удается сохранить доверие жизни, его душа становится более чистой и кристаллизованной. Интуиция дурака на максимуме, хотя сам он может даже не знать о ней. Рождаясь заново, он снова прыгает в неизвестность, доверяя ей себя всего.
Его действия могут показаться глупыми, если анализировать их рационально. Но союзники дурака не логика и опыт, а доверие, невинность и любопытство.
Сережа слушал Раду вполуха, но даже так ее слова действовали на него странно. Он вдруг осознал, что с раннего детства жил с постоянным фоновым страхом “быть дураком”, загоняя таким образом себя в хроническую зависимость от мнения окружающих. Он и сейчас держался за социальные нормы, но на ускользающе короткое мгновение почувствовал вкус той свободы, которая возникнет, если его отпустить. Она была сладкой и вместе с тем пугающей.
Ему стало неловко от того, что он так поспешно навесил на Раду какие-то ярлыки.
— Спасибо, — сказал он, посылая ей невидимый сердечный поклон.
— Во благо, — улыбнулась она, и он явно ощутил энергетическое тепло ее ответа.
Когда она отошла, он потянулся за бутылкой воды, но остановился. Дыхание перехватило, грудь с шумным вдохом расширилась, а затем также шумно сжалась, словно выталкивая какие-то ненужные больше напряжения. На глазах заблестели слезы.
— ааа… — тихо простонал он. — Что вы тут со мной делаете? — спросил он Киру, вытирая глаза и удивляясь разливающейся по телу легкости.
— Рада умеет, да.
— Как это работает? В смысле, это ее гадание.
— Как и все вокруг. Все связано, и чем шире распахнуто сознание, тем больше взаимосвязей ему доступны. Мы говорить “случайность”, но случайностей нет. Не бывает случайной встречи или совпадения. Для каждого события есть причины, просто часть их расположена на таких слоях, которые мы не видим. Нельзя случайно вытащить карту или бросить игральные кости. Человеку, конечно, кажется, что это случайность, но на деле это строгая закономерность, отражающая содержание его тонких структур. Или “бессознательного”, если говорить более психологическим языком. Люди знают это с незапамятных времен и пытаются использовать различными способами. Все они рабочие и одновременно совершенно бесполезные. Слишком много слоев, на которых возникают искажения.
— Я не очень понимаю, о чем ты. Ты считаешь, этому можно доверять?
— А это я тебя должна спрашивать. Как мы только что узнали, по доверию ты самый главный эксперт, — засмеялась Кира.
Федор исполнял очередную песню, ему подыгрывал флейтист и девушка на ханге.
Около сцены собралось человек тридцать — они слушали стоя, фотографировали и танцевали. Впрочем, танцами это было назвать сложно. Скорее они раскачивались, извивались и улыбались. Сережа поймал себя на том, что смотреть на них ему почему-то неприятно. Их движения и улыбки казались ему слишком приторными и неестественными.
Для тебя, Шакти мудрая и ласковая, Песня новая моя, Аявасковая… — пел Федор, перебирая струны гитары.
— Пойдем отсюда, — сказала Кира, потянув его за локоть.
Они вышли из зала и подошли к стойке с напитками. Кира взяла морс. По сравнению с залом, в холле было очень светло и глаза сами щурились. Закуски уже исчезли и на столах остались только вазочки с яблоками и вода.
Кира оглядела зал, шумно втянула воздух ноздрями и довольно кивнула.
— Да. Здесь получше.
— А в зале что не так? Тебе песни не понравились?
— Песни как песни. Некоторые даже хорошие. Дело не в них. Просто есть процессы, которым ни к чему зрители.
— Ты о чем? А то мне на ум только Рома приходит, который посреди комнаты собирался туалет устроить, — хмыкнул Сережа.
— Рома говорил о другом, но его пример подходит и сюда. На таких мероприятиях всегда много людей с недавно открытой энергоструктурой. Внешне может казаться, что они поют, радуются и смеются, но на деле большинство из них просто тошнит энергетически. Если ты не являешься частью этого процесса, то не стоит находиться рядом с ними.
Сережа вспомнил слова Владимира о том, что тот, кто проснулся идет первым делом в туалет
— Хм. А у актеров такое раздвоение тоже есть?
— Настоящее актерство сродни магии. Хорошие актеры умеют вызывать нужные состояния на момент дубля или спектакля. Но даже так тот, кто их хорошо знает или обладает расширенным _видением_, заметит разницу.
К ним подошел молодой человек, похожий на Троцкого.
— Добрый вечер. Приглашаю вас на мастермайнд по вопросам осознанного лидерства. Если вам небезразлично будущее России, приходите сразу после выступления Игоря в малый зал. Поговорим о том, как привнести осознанность в политику и бизнес.
Стоило ему отойти, как на его месте возникла девушка с томным взглядом. Нарисованные белой краской веточки начинались у нее на висках и спускались по щекам. В центре лба был расположен какой-то символ, напоминающий спираль.
— Здравствуйте, — сказала она, открыв глаза так широко, что сверху показались белки.
— Меня зовут Таша. Я представляю королевство “Кристалл”, где живут и творят музы.
— Музы? — переспросила Кира.
— Музы, да, — подтвердила Таша. — Хранительницы нового мира, который приходит на смену старому. Через пять минут у нас начнется демонстрационная сессия арт-терапии. Вы придете?
— Мы идем Игоря послушать, — сказал Сережа.
— Игорь, конечно, молодец, и мы его уважаем, но он представитель старого мира, идеи и методы которого уже устарели. Изменения идут полным ходом, и мы помогаем встретить их гармонично.
— Ясно, спасибо, — Сережа попытался показать голосом, что разговор окончен.
— ВЫ не понимаете. Некоторые приглашения не повторяются. Если их упустить, то потом…
Она не договорила, потому что Кира наклонилась к ней и что-то сказала на ухо. Таша сначала вспыхнула, потом резко отшатнулась и поспешно отошла.
— Что ты ей сказала? — спросил Сережа.
— То же, что ты только на женском языке. Ты куда зонтик дел? Видишь, что происходит?
— Слушай, а из чего вообще складывается ощущение “верю-не-верю”, — спросил Сережа, раскрывая зонтик. Бывает, читаешь пост у человека, и все внутри скручивается, хотя слова все вроде нормальные. Или вот эту сходку взять — тут больше половины персонажей мне кажутся ряжеными клоунами, утонувшими в лютой эзотерике. А с другой стороны все эти твои штучки энергетические. Я не понимаю — это какие-то фокусы или нет? Ты меня гипнотизируешь?
— А я сама тебе как вообще?
— А то ты не знаешь? — Сережа шагнул ближе, чтобы обнять, но остановился, увидев ее взгляд.
— Тихо-тихо. Не здесь. Не будем подкармливать чужие глаза.
— Ладно, — нехотя согласился Сережа. — Так ты ответишь?
— Если человек не прожил то, о чем говорит — его слова никуда не ведут и не работают. Они звучат неестественно и притворно. Особенно для тех, кто это проживал. Если я тебе про стартапы начну рассказывать, ты меня дольше пары минут слушать не станешь. И так с любой темой. Эзотерика перестает быть мракобесием, как только она становится прожитой практикой.
— Хм… Но мне интересно, что такое притворство? Из чего оно складывается?
— Про это можно долго говорить, пошли Игоря послушаем.
— Ну ты скажи коротко и пойдем.
— Конгруэнтность.
— Что это?
— Сам просил коротко. Почитай в интернете, пока дама отлучится.
Сережа встал у края стойки, достал телефон, и зажав кнопку голосовой команды повторил незнакомое слово. Несколько лет назад он приучил себя быстро уточнять новые понятия, не откладывая их на потом, как делал раньше. “Конгруэнтность” оказалась психологическим термином и обозначала согласованность в пирамиде “чувства-ощущения-мысли-слова-жесты-поступки”. Чем выше была эта согласованность, тем сильнее ощущалась искренность. Поскольку люди в массе своей очень слабо различали собственные ощущения и чувства, они привыкли оперировать логикой и словами. Те, для кого ощущения и чувства тоже были темным лесом, воспринимали такие урезанные коммуникации нормально. Но чем точнее человек знал собственные чувства, тем более неискренними для него казались подобные сообщения. Чувства и ощущения были фундаментом пирамидки, без которого она начинала разваливаться.
К барной стойке подошел парень с девушкой.
— Я тебе говорю — это особые места. Там даже время иначе течет. Ты обнуляешься. Будто глаза протираешь, — говорил парень.
— Да я и так нормально вижу. И потом, не у всех такая радость в тропиках случается. Некоторые с катушек съезжают капитально.
— Бывает, да… Но это уж как остров решит. Хахаха. Может и в асфальт приложить, да.
Девушка скучающе огляделась, прошлась быстрым изучающим взглядом по Сереже и отвернулась.
— Мда… Значит, ты зимой снова туда?
— Пффф… — парень весело хлопнул ладонью по стойке. — Конечно. Азия — ванлав. Я уже в июне билеты купил — и на работе сказал, чтобы с января по апрель меня не ждали. Сначала релакс и серф на Бали, а потом отрыв на Пангане. Приезжай тоже, все тебе покажу там.
— Посмотрим… Я зимой люблю на лыжах кататься и на шоппинг ходить. Так что сначала в Европу по-любому. И потом, я что-то не понимаю, что там на этих островах делать? Я активный отдых люблю.
Сереже почувствовал знакомый легкий ветерок на затылке и, не оборачиваясь, протянул руку назад.
— Быстро учишься, — засмеялась Кира, легонько хлопнув его ладонью. — Ну как — почитал про конгруэтность?
Она взяла его под локоть, и они направились в зал.
— Почитал. Выходит неискренность относительна, так? То, что мне покажется враньем, другому будет нормально и наоборот.
— Конечно. Но я еще раз хочу тебе напомнить мысль, которую уже говорила сегодня — важно не только то, что ты видишь, но и то, чего ты не видишь. Всегда есть причины, по которым люди проявляются именно так, как они проявляются. И если ты испытываешь при этом раздражение и начинаешь их осуждать и ставить себя выше — то это становится твоей проблемой.
— Потому что я начинаю об этом париться?
— Потому что когда ты таким образом раздражаешься, то внутри тебя возникает яд. Никто не наказывает нас за злость, зависть, гордыню и другие подобные чувства. Наказанием являются сами эти эмоции — они нас отравляют.
Зал гудел как улей, все места были заняты. Из дальнего конца кто-то махнул им рукой, и Кира помахала в ответ.
— Это Василина. Я просила ее занять нам места.
Ряды стояли так близко, что пришлось поднимать людей, чтобы пройти. Когда они наконец уселись, Кира с Василиной о чем-то сразу зашепталась, а Сережа стал разглядывать публику.
— Я недавно узнал, что Луна всегда повернута к нам только одной стороной. Интересно, да? — говорил сидящий впереди Сережи молодой спортивный парень лет двадцати пяти с широкими плечами.
— Если в школе не ходить физику, то вот такого “интересного” вокруг будет очень много, — ответил его худой сосед в дымчатых очках.
Спортсмен проигнорировал его сарказм.
— Туда сейчас лететь недолго — триста восемьдесят четыре тысячи километров. При сегодняшних скоростях это десять часов.
— Да хрень это, Паш. Ну прилетел ты туда. Чего там делать?
— Как что? Разве неинтересно, как там вообще?
— Мне неинтгересно, я все, что хотел, уже выяснил. Тебе ссылки присылал, но ты их не смотришь. Двери все равно не открыть.
— Какие двери?
— Я тебе рассказывал уже: наша галактика — это лаборатория, а Луна — служебное помещение в ней. Врубаешься?
— Да иди ты. Скажи еще, там швабры с ведрами стоят, чтобы планеты мыть после смены.
— Может и стоят, я не удивлюсь. Смена закончится, и все тут помоют очередным потопом. А пока вот Венеру готовят к открытию. Заметил, какая она яркая стала за последний год?
— Нет. Я даже не знаю, где она.
— У меня телескоп на даче. Поехали в субботу, сейчас в августе самое время, небо чистое. А пока посмотри в сети снимки старые и новые. Терраформинг полным ходом идет, готовят нам смену, по ходу. А на Луне, говорят, много золота хранится.
— Зачем? Откуда?
— Есть тема, что этот ажиотаж с золотом люди не сами придумали. Нам его грамотно подсунули, как и многие другие идеи и технологии. С помощью особой реакции из золота синтезируется топливо для космических кораблей, на которых прилетают те, кто все эту лавочку организовал. Наши технологии пока не доросли ни до таких кораблей, ни до реакции, но мы уже тысячи лет собираем этот металл для денежного обеспечения. А раз в пару столетий эти ребята прилетают, забирают через посредников урожай.
— Блин. Откуда ты это все выдумал?
— Это не я. Это один посредник рассказал, и все опубликовали.
— Вот, смотри, — Кира протянула Сережа телефон с фотографией. — Итальянский художник и архитектор Джотто ди Бондоне написал в тринадцатом веке картину “Зависть”. Она хорошо иллюстрирует мысль о том, как эмоции из частотного спектра страха отравляют нас самих.
На картине была изображена человеческая фигура с большими ушами, изо рта которой выползала змея и затем, развернувшись, кусала фигуру в лицо. Под фигурой разгорались языки пламени. Смотреть на все это было неприятно.
Сережа скривился.
— Что, прямо вот так?
— Детали могут разные, но в целом идея такая, да.
— И что мне теперь с этим знанием делать? Можно эту картину развидеть и забыть?
— Нельзя. Так что предлагаю немного с ней побыть и для начала научиться не морщиться.
На сцену вышел Игорь в своем обычном прикиде. Джинсы, худи с капюшоном, шапочка.
Сев на стул, он медленно и внимательно оглядел зал.
— Здравствуйте. Много же вас сегодня собралось. Ну что — будем опять одно то же гонять? У вас тут хотя бы состав меняется слегка, а мне каково, представьте? Одни и те же вопросы, из раза в раз, год за годом. “Я такой хороший, но очень бедный — что мне делать? Как найти партнера? Любовь — это правда или выдумки?”
В зале засмеялись.
Он поднял с пола трехлитровую банку, наполовину заполненную сложенными бумажками.
— Вот ваши вопросы. Я сегодня буду отвечать коротко. Ясно? Ну что — поехали.
Он достал из банки бумажку и развернул ее…
Дальше >