Народ в зале завозился и стал подниматься. Сережа повернулся к Кире. Она сидела, погрузившись в себя, причем, судя по взгляду, глубоко.
— Давай убежим отсюда. Хочу тебя украсть. — Давай. А что будешь со мной делать, уже придумал? — Хотелось бы что-нибудь непристойное, но начать можно с ужина и разговора. — Идет. Можем их тоже сделать непристойными. Слова были веселые, но говорила их Кира грустно.
— Ты чего грустишь — Игорь тебя загрузил? — спросил Сережа. Кира кивнула.
Они поднялись и пошли к выходу, несколько раз ненадолго остановившись, чтобы с кем-то попрощаться. Около выхода Сережа покрутил головой в поисках Алисы, но ее не было видно.
На улице уже темнело, и теплый вечер быстро опускался на город. По дороге к проходной Сережа хотел обсудить место для ужина, но Кира его опередила: — Можно я пока не буду ничего решать? Выбери сам что-нибудь тихое и уютное. — Конечно. Нет проблем.
Секунд через десять он понял, что проблемы были — перебрав в уме десяток-другой разных мест, он их все забраковал. Он уже хотел вбить для такси какой-нибудь промежуточный адрес, чтобы определиться с местом по дороге, но тут увидел, что снаружи проходной дежурят несколько машин.
Сережа выбрал Шкоду с номером 101. — Добрый вечер. Куда изволите? — спросил пожилой полноватый водитель, снимая очки и откладывая планшет с книгой. — “Мадам Галифе”, — неожиданно для себя выпалил Сережа. Ему показалось, что слова вырвались сами, будто их сказал не он, а кто-то другой. — Пересечение Грохольского переулка и… — Знаем, — мягко сказал водитель голосом доброго учителя. Минут за двадцать доберемся. Приятной поездки вам и вашей спутнице. Пожелания по музыке есть? — Без слов и басов, пожалуйста, — сказала Кира и закрыла глаза. — Без слов и басов, — повторил водитель, выруливая на дорогу. — Хорошо когда знаешь, чего хочешь. — Он вставил в магнитолу флешку, пролистал длинный список вниз и куда-то нажал. — Ян Тирсен подойдет? — Только не “Амели”, пожалуйста.
Фортепианная меланхолия Тирсена и тонированные стекла превращали происходящее за окном в кадры арт-хаусного фильма. Сережа представил себя в кинотеатре, и поверх городских кадров перед ним стали всплывать различные моменты сегодняшнего дня.
— Ты слышала, о чем болтали парни впереди перед началом сатсанга? — спросил он Киру. — Обсуждали откровения инсайдера, — ответила она, не открывая глаз. — Кого? — Несколько лет назад на одном форуме появился пользователь, который написал все эти истории, назвавшись представителем особой касты существ-посредников между людьми и богами. Они выглядят как люди, но живут примерно в семь-восемь раз дольше, что позволяет им эффективно управлять историческими циклами.
Сережа заметил, что водитель покосился на них в зеркало с любопытством. — И что ты про все это думаешь? — Я про это не думаю, — Кира по-прежнему не открывала глаза. — Я просто не понимаю как к этому относиться? — Относись просто. Все это неважно, потому что ничего не меняет. — Разве?
Кира вздохнула, но глаза не открыла. — Ну подумай сам — есть ли на Луне золото, управляет ли планетой теневое правительство из инопланетян, когда будет следующая жатва, готовится ли Венера к заселению — какая тебе от этого разница? Кто-то сразу откинет такую информацию как бред, а кто-то начнет смаковать, но в любом случае нет возможности ни подтвердить ее, ни опровергнуть. Для твоего ума — это леденцы. Наесться ими нельзя, а если сосать их долго, то заболят зубы. Повседневные дела и смысл жизни от этих историй никак не меняются. Все равно надо ходить в магазин, туалет и на работу. И учиться слышать свою мелодию.
Сережа нахмурился, повернулся к окну. Снисходительный тон Киры его его задевал.
— А ты думала когда-нибудь, сколько ты хочешь жить? — неожиданно спросил он, вспомнив эфир про долголетие. — Мечтала о бессмертии? — В детстве, — едва слышно ответила Кира. — А потом перестала? Она кивнула. — Нашла бессмертие? — улыбнулся Сережа. Она снова кивнула. — Я вообще-то пошутил. — А я нет. “Люди живут, как будто никогда не умрут, а умирая, понимают, что никогда и не жили”. Мне повезло это понять сравнительно рано. — Умничаешь? Сережа хотел изобразить лицо мудрого учителя, но понял, что Кира все равно его не увидит, поскольку ее глаза закрыты. — “Познав утром Истину, вечером не жалко умереть” — ответила она очередной цитатой. Какая разница сколько проживет твое тело, если ты не узнал главного? А если узнал, то ты уже не будешь держаться за него, как прежде.
— Ну точно умничаешь — хмыкнул Сережа. — Почему только вечером умереть, а не сразу? Что предлагается днем делать с этой Истиной? — Он нахохлился и отвернулся к окну.
Кира будто отмахивалась от него, и это было неприятно. В сказанных ею словах ощущалась глубина, но вглядеться в нее сейчас не получалось. Хотелось вернуться к тому контакту, который возник у них перед сатсангом. Интуитивно он понимал, что нужно просто помолчать, но именно это почему-то не удавалось.
>“Я у Бога не прошу ни чудес, ни милости, >Все, что нужно само придет, когда живешь в близости >С телом со своим, мыслями, чувствами, >Красиво Душа зацветет искусствами.”
Возникший в голове припев из песни Федора снова вернул его к эфирам из такси, на этот раз к разговору об искусстве. Сережа легонько тронул Киру за плечо. — М? — Ты когда-нибудь думала, что это вообще такое — искусство? — Угу. — И что придумала?
Кира молчала. — Окей, я понял. Не трогать тебя пока, да? Хочешь помолчать? — Угу. Потерпи, пожалуйста. Я скоро буду в норме.
Сережа молча повернулся к окну. — А можно я скажу? — спросил водитель, покосившись в зеркало заднего вида. — Простите, что вмешиваюсь, но не каждый день пассажиры Конфуция цитируют. Меня увлек ваш разговор.
Сережа кивнул ему в зеркало. — По-моему, искусство — это лекарство для души, — водитель выдержал паузу и посмотрел на Киру с Сережей. Видимо, проверял, какой эффект произвело такое начало. Кира открыла один глаз, посмотрела на отражение водителя в зеркале и закрыла.
— Видите ли, когда человек встречается с Богом, он узнает, что болен, — продолжил водитель. — По-другому не бывает, здоровых здесь нет. Я, разумеется, не о физическом здоровье говорю, а о душевном — вы понимаете? Кира снова открыла и закрыла один глаз. — Вы хотите сказать, что все люди душевнобольные? — Так точно, — подтвердил водитель. — Иначе бы мы здесь не оказались.
Сережа нахмурился, размышляя стоит ли продолжать этот разговор. — А вы встречали здоровых? — улыбка водителя была открытой и теплой, он не ёрничал. Что это вообще такое — _душевное здоровье_? Это же надо душу человека увидеть, чтобы понять, да? А как ее увидишь? Где? Я вот сорок лет людей вожу. Слушаю их, наблюдаю, сам что-то говорю. И знаете, что понял? Не зря говорят, чужая душа — потемки. Пока человек не откроется, ничего ты про него не поймешь. Так, домыслы одни. Через них скорее про себя что-то поймешь, чем про него. В основном люди в разговорах скользят по поверхности и открываются только случайным встречным. Таким, с которыми больше не планируют встретиться. — Например, таксисту? — усмехнулся Сережа. — Таксисту, бармену, соседу в транспорте или очереди. — И как — много историй слышали?
Водитель махнул рукой. — Давно со счета сбился. Но я что сказать-то хочу — у каждого внутри своя боль. Мы не знаем, о чем плачут красивые и здоровые с виду люди из глянцевых журналов на приеме у своих терапевтов. Как они иногда воют в подушку ночами? Чем они занимаются в темное время суток? Какие сайты они смотрят, когда никто не видит? Вы понимаете? Каждый человек балансирует на краю бездны экзистенциального отчаяния. А пока он ее не заметил, он, можно сказать, еще и жить не начал. Потому и я говорю, что мы все в большой больничке, где искусство – это лекарство. В первую очередь для самого автора. А кто вылечился — выписывается. — “Кто все успел, того здесь нет”, — прошептала Кира, не открывая глаз. — Что вы говорите, девушка? — переспросил водитель. — “В нашем полку все камикадзе. Кто все успел — того здесь нет.” — сказала Кира чуть громче, но глаза не открыла. — Славно сказано. Это песня какая-то, да? Я что-то такое слышал, кажется.
— А под встречей с богом вы что понимаете? — спросил Сережа, глядя на водителя в зеркало. — Так и понимаю — встречу с Богом. Можно, конечно, иначе это назвать — мистический опыт, духовное откровение, контакт с инопланетным разумом, но зачем усложнять?
— А как эта встреча происходит? — У кого как. Я вот в аварию попал по молодости, и пока без сознания лежал, ко мне Бог и пришел. К маленьким детям он часто заглядывает, когда они с температурой высокой лежат. Только мало кто из них помнит. К женщинам приходит, когда они рожают. Подробности встречи они тоже забывают, но ощущение контакта у многих остается. — Все состояния какие-то… кризисные, — невесело заметил Сережа. — Так и есть, — подтвердил водитель. — Просто когда у человека все легко и хорошо, ему не до бога. Он слишком собой занят. Но бывает, конечно, и попроще. В горном походе, например, или в природе дикой, там, где людей поблизости нет. Ну и во снах, разумеется — сколько об этом упоминаний в литературе. Встречи такие ни с чем не спутаешь — когда они происходят, человек их сразу узнает. Верно я говорю?
Сережа поднял глаза в зеркало и понял, что водитель смотрит на Киру. Каким-то образом она это тоже поняла и кивнула, все так же не открывая глаз, так что водитель продолжил: — Многие говорят, что в бога достаточно _верить_, но вера без опыта — одно притворство. Встретиться с богом и верить в него — совсем разные вещи. Среди людей, которых я возил — кого только не было. А знаете, как счастливых мало? Зато когда их встречаешь, то как живой воды напился или воздуха свежего вдохнул. Я потому писать и начал. — Почему “потому”? — Потому что поговорил с ними и понял, как душу свою вылечить. А вернее, вспомнил. Потому что Бог мне об этом еще давно сказал, да я забыл. Вот в чем, по-вашему, смысл жизни?
“Интересненькое такси, однако”, — хмыкнул про себя Сережа. — В том, чтобы жить. — Это, конечно, да, — согласился водитель. — Но есть еще кое-что. Пока ко мне реанимация ехала, бог показал мне, что я — это душа, у которой есть два инструмента — ум и тело, — он снова выдержал паузу, оценив обстановку в зеркале. — А далее я, как душа, с помощью этих инструментов развиваю либо _великодушие_, либо _малодушие_. Вот и все, понимаете?
Сережа молчал. По тону водителя чувствовалось, что отвечать не обязательно. — Что такое ве-ли-ко-душие? — задал водитель следующий риторический вопрос. — Это значит, что душа велика и может все вместить и принять. Не воевать, а любить, понимаете? Потому что сучить ножками и кусаться каждый с детства умеет, а вот по-настоящему любить еще предстоит научиться.
— А о чем вы пишете? — неожиданно спросила Кира, открыв оба глаза. В голосе ее не было ни усталости, ни грусти.
— Не переживайте, утомлять сюжетами не буду, — засмеялся водитель, посмотрев на нахмурившегося Сережу. — О чем душа просит, о том и пишу. Начинал с альтернативной истории. Потом детективами увлекся. Искал идеальную формулу, работал как безымянный автор в одном литературном проекте. Дальше осваивал любовные романы. Отдельный псевдоним для этого дела завел, чтобы ничем себя не ограничивать, — улыбнулся он. — А сейчас вот фэнтези нравится. Видимо, пришла пора в детство вернуться.
— Когда же вы все это пишете, если вы людей возите? — Всех денег не заработаешь. Да мне и не надо много. Человек я неприхотливый, живу один. Четыре-пять дней пишу, два-три дня людей вожу. Собираю характеры, портреты, сюжеты. Да и просто машину водить люблю. Мне за рулем часто идеи приходят, даже придумывать ничего не надо. Смотрю на пассажиров, и сюжеты сами стучатся. Не всегда, конечно. Но часто. — А сейчас стучатся? — спросила Кира. — И сейчас стучатся, — кивнул водитель. — Но рассказывать не просите. Сюжеты таких преждевременных рассказов не любят и замолкают потом. Так что извините. Могу только сказать, что историй про вас вижу много. И по отдельности и вместе. Причем очень разных — и детективных, и любовных, и каких-то фантастических. — И что же — возьметесь? — Кира прищурилась. — Это как душа решит. Знаете, у меня сколько историй разных? Была бы у меня еще одна жизнь в запасе, и ее бы не хватило, чтобы все рассказать. Но вы не переживайте. Если не я, то кто-то другой напишет непременно. Кто-то, кому их показывают так же, как мне. Я же не один такой. Так что где-то вы точно появитесь. — А как ваши книги найти? — Сережа достал телефон и приготовился записать. — А зачем их искать? Не надо. Они вас сами найдут, если нужно будет. Вы их сразу узнаете. — Как? — Сережа ощущал некоторое раздражение, но интерес был больше. — Когда книга про вас, то она с вами разговаривает. — Хм, — задумался Сережа. — Но все-таки автор, который не хочет новых читателей, это странно. — А разве тут есть что-то НЕ странное? — засмеялся водитель. Если внимательно поглядеть — одни странности. Сейчас такое время, молодой человек, что читатели всегда будут. Без внимания никто не останется. Если выйти на улицу, встать на угол и любое слово выкрикнуть погромче, то кто-нибудь да заметит. Причем ровно тот, кому это зачем-то надо. Он, может, еще не знает зачем, но надо. Понимаете? Вот и все. Мне этого достаточно.
Машина свернула в 1-й Коптельский переулок — они почти приехали.
— Вы вот сказали, что один живете. А вам бывает одиноко? Что вы тогда делаете? — Кира сложила из пальцев какую-то сложную фигуру и задумчиво на нее смотрела в полутьме салона. Сережа вспомнил, что такие фигуры назывались у индусов мудрами.
— Мне почему-то кажется, что у вас давно есть ответ. И он такой же как у меня, — вкрадчиво сказал водитель. — Но я понимаю — иногда забывается как будто, бывает такое, да. Ну вот — напоминаю.
Кира расцепила пальцы, и их с водителем взгляды ненадолго встретились в зеркале. Сережа почувствовал, как его щеку и шею обдало еле заметным ветром, а затем что-то беззвучно лопнуло рядом, и Кира вздрогнула.
Он первый раз видел, как она плачет. Ему захотелось обнять ее и утешить, но чутье и опыт недавних событий подсказали, что это лишнее. Поэтому он молчал, украдкой поглядывая как городские огни отражались в ее глазах и блестящих на щеках дорожках.
Через минуту, когда машина остановилась в тротуара, Кира вытерла слезы, взяла его за руку и легонько сжала. Он не видела ее лица в темноте, но почувствовал, что ей лучше.
— Спасибо вас за напоминание, — сказала она водителю. — И за разговор, — добавил Сережа. — Было любопытно. — И вам спасибо, молодые люди. Хороший разговор с приятными пассажирами. Что еще писателю надо? Разве что про персонажей своих поговорить. Они ведь для него как дети. Но такая карта редко выпадает. Приятного вечера и будьте здоровы.