Семинар проходил в Лужниках, на территории бывшего завода “Союз”. По дороге в такси заиграла Twist in my Sobriety, и эта “рука”, протянувшаяся из детства, подхватила и перенесла Сережу в меланхоличное безвременье.
Вместо связанных мыслей приходили смутные чувства и мимолетные сцены из давнего прошлого, сплетающиеся причудливым образом с прошлым посвежее. Иногда этот странный телевизор напоминал что-то любопытное, что Сережа хотел бы запомнить, но уже в следующий момент понимал, что забыл. Сначала внутренний троллейбус провез его сквозь какие-то рыночные развалы 90-х, потом появились недавние рабочие кадры из офиса Мандельвакса, затем была школа, над которой парашютисты в небе сцепились в индийский символ ОМ и приземлились на дерево с ковра-самолета Дзико. Потом было что-то совсем невнятное, а затем Сережа долго катился на лонгборде вдоль Venice Beach в Лос-Анджелесе. Скейт мягко шуршал по ровному покрытию специальной дорожки, с океана дул прохладный ветер, а в небе кричали чайки. Где-то вдали послышалась флейта, ее звук стал отчетливее, громче, и вот уже она полностью вышла на первый план. Сережа помнил этого старого индейца с длинными седыми волосами и шрамом на лбу. Он видел его во время одной из поездок в Америку. Старик сидел на невысоком бетонном заборчике рядом с дорожкой для катания и играл на флейте. Его мелодия была грустной и вечной, как небо, море и ветер. Сережа был уверен, что забыл ее, однако сейчас она звучала совершенно отчетливо, и он сразу понял, что мелодия предназначена именно для него. Он чувствовал, что она сообщает ему что-то важное, и оно вот-вот станет ясным. Сережа уже приготовился что-то понять, но вместо этого раздался неприятный громкий звук, который моментально вернул его в такси. Оказалось, что они уже приехали, и водитель сигналит разлегшейся на дороге собаке. — Мы на месте. Внутрь заехать не смогу, у них тут строго, — сказал он.
Сережа вышел и направился к проходной. Зайдя туда, он остановился. Казалось, что время забыло про это место и обходит его стороной. Затхлый запах, серая цементная плитка на полу, мерцающие гудящие лампы, на стенах выцветшие бланки заявлений с трафаретными заголовками. Крошечное окошко выдачи пропусков располагалось примерно на уровне пупка, поэтому, чтобы заглянуть туда, требовалось совершить поклон кому-то по ту сторону окошка. Кому-то, наделенному правом пустить тебя или нет. Окошко было закрыто изнутри.
Сережа положил паспорт и постучал. — Здравствуйте. — Слушаю, — донеслось с той стороны. — На меня должен быть пропуск. Кармякин Сергей. — Компания какая? — окошко приоткрылось. — Компанию не знаю. Я на семинар по дыханию. Мне только адрес прислали. Могу корпус сказать, — Сережа достал телефон. — Не надо. Ожидайте, — паспорт исчез, и окошко закрылось.
Сережа выпрямился и огляделся. Рядом стояли три печальных стула с давно истлевшим поролоном в обивке и ножками, перемотанными синей изолентой. Они выглядели настолько уставшими, что нагружать их дополнительно своим весом не хотелось.
И все же кое-какие приметы нового времени здесь имелись. Во-первых, появился современный турникет, а, во-вторых, с внутренней стороны проходной стояли пластиковые двери со стеклопакетами.
Окошко открылось. — Возьмите. За утерю пропуска штраф 500 рублей.
Выйдя с другой стороны проходной, Сережа снова остановился. В 50 метрах перед ним стоял постамент, на котором большой Ленин делал шаг ему навстречу и протягивал каменную руку для приветствия. Такого в Москве он не встречал уже давно. Несколько лет назад в городе прошла кампания, в рамках которой почти все подобные памятники демонтировали и куда-то вывезли. Сюда она, похоже, не дотянулась. Сереже вспомнились слова Лехи про зиккурат с мумией на площади. Он засмеялся про себя и еще раз посмотрел на памятник — смех отчего-то прошел.
Из интернета он знал, что раньше завод занимался твердотопливными двигателями для ракет и военных самолетов. Но сейчас он переживал сложные времена. Коллектив был почти полностью расформирован, а помещения сдавались в аренду.
Бывшие цеха превратили в лофты с кирпичными стенами — они сдавались подороже, а низенькие служебные постройки “нарезали” перегородками на кабинеты — эти шли подешевле. Когда Сережа с Костей искали место для первого офиса Мандельвакса, то общались со здешними риэлторам, но подвал в центре в итоге победил по совокупности факторов.
Здание, куда он направлялся оказалось двухэтажным кирпичным домом с надстроенной мансардой. На лавочке у входа сидела молодая босая женщина в пончо и красном тюрбане. Она что-то быстро набирала в телефоне. На фоне унылых заводских построек ее наряд наводил на мысль, что где-то рядом снимают кино. Кроме того, в ней было что-то странное. Подойдя чуть ближе, Сережа понял — у женщины не было бровей, отчего лицо ее выглядело инопланетным. “Может химиотерапию делала, и волосы выпали? Потому и тюрбан такой”, — подумал он с сочувствием. Он слегка кивнул женщине, но она, казалось, этого не заметила, глядя погрузившись в свои размышления.
Рядом с подъездом курили и болтали двое парней.
— … оказалось, что она лагает жутко и виснет постоянно. Да так, что три пальца не помогают. Я не знаю, чего там может нравиться. Как по мне мелкомягкие по-прежнему в пролете. Маздай был, Маздай остался, — говорил первый, в очках и с длинным хвостом. — Убунту форева. — Ясное дело, — кивнул раскосый крепыш в футболке с Риком и Морти. Думаешь, я почему на маках сижу? — Потому что ты подсел на гламур и теперь не можешь слезть. И еще потому что ты в крипту вложился и хочешь хоть что-то с этого получить, прежде она обвалится, — ехидно засмеялся первый. — гы-гы-гы, — передразнил его крепыш. Не завидуй. Никуда она уже не обвалится. — Ну-ну. Осенью поговорим. Раскосый затянулся, выдержал паузу и выпустил дым вверх. — Хочешь поспорим? Если до конца лета биток обвалится больше чем вдвое, я тебе куплю моноколесо. То самое, которое ты себе на рабочий стол скачал и представляешь в своих влажных мечтах.
Очкастый оценивающе поглядел на приятеля. — За 3 с половиной штуки? — Ага. — А если не обвалится? — А если не обвалится, то ты мне купишь новый мак на m1.
— Вам подсказать что-нибудь? Вы в какую компанию? — cпросил раскосый, заметив, что Сережа изучает таблички на двери. Николай написал, что нужно просто подниматься на самый верх, и Сережа хотел посмотреть, куда же он идет.
— Я на холотропное дыхание. — Это значит к урологам, — хихикнул парень в очках. — Это шутка, — улыбнулся раскосый. — Компания, куда вы идете, называется “Оздоровительный центр “Уроборос”. Они в мансарде сидят. Поднимайтесь на второй этаж, потом до конца направо, и там увидите лестницу.
— Пойдемте, я покажу, — раздался сзади решительный голос. Дама в тюрбане стремительно направлялась ко входу, громко шурша длинной юбкой.
— Вы не обращайте на них внимания, — сказала она Сереже и кивнула на парней. — Они еще маленькие. — Ой-ой-ой. Зато кто-то здесь сильно старенький, — сказал хвостатый. — И такой бедненький, что на даже на шлепанцы не хватает, — добавил раскосый. Парни засмеялись, но женщина прошла между ними, не поворачивая головы.
— Лучше не спорь с ним, — сказал Сережа очкастому и зашел внутрь.
Со второго этажа на мансарду вела узкая деревянная лестница. Каждая ступенька имела свой особенный скрип, и это напомнило Сереже дедушкин дом, где он проводил летние каникулы в младших классах. Когда они, наконец, поднялись и оказались в коридоре женщина в тюрбане повернулась: — Вот мы и на месте. Если что — обращайся. Я — Кали. — Кали? — переспросил Сережа. — Как богиня индийская? Она посмотрела на него, словно прикидывая что-то, а потом ее взгляд застыл, а глаза медленно вытаращились. Так широко, что казалось они вот-вот вывалятся из глазниц. Так же медленно ее рот растянулся в жутковатом оскале, выпустив наружу розовый, раздвоенный на конце язык, кончики которого двигались в противофазе вверх и вниз.
Выглядело это страшно и гипнотизирующе. Помимо отвращения и страха Сережа неожиданно ощутил какое-то почти сексуальное притяжение, которое не давало ему даже отвернуть голову.
Он рефлекторно отшатнулся, чувствуя, как лицо скривилось в брезгливой гримасе, и машинально выставил перед собой руку, чтобы Кали не подошла ближе. Она еще несколько раз подвигала кончиками языка, а потом вернула лицо в обычное состояние и улыбнулась — похоже, она осталась довольна эффектом. — Как тебя зовут? — весело спросила она.
Сережа смотрел на нее молча, чувствуя, как его испуг сменяется злостью. — Да ладно тебе, — засмеялась Кали. — Захотелось с тобой поиграть. Прости, если напугала, — добавила она с неожиданной заботой.
— Дура, — тихо сказал Сережа, смахивая нахлынувшее наваждение. Кали пожала плечами и пошла по коридору, а он двинулся вправо, туда, где звучали голоса.
Пройдя через арку, он оказался в просторном, без окон, холле с двумя дверями: “Администрация” и “Зал”. В углу горел большой торшер, пахло ароматическими палочками и кофе. На кожаных диванах, составленных в форме буквы “П”, расположилась компания людей.
Сережа давно привык к фрикам разных мастей, населявшим офис Вайме. Намасленные бороды-лопаты, косички, хвостики, ирокезы, пирсинг и всевозможные татуировки встречались там регулярно, однако здесь помимо внешних атрибутов было что-то еще, какая-то особая атмосфера, суть которой он пока не мог сформулировать.
Он подошел к столику с фруктами. — Сережа, привет, — послышался сзади голос Николая. — Ты чего такой серьезный? — Да так… привыкаю к вашему месту. — Игорь уже приехал, минут через 20-30 начнем. Располагайся пока тут, погляди на народ, познакомься. — Я уже познакомился, — усмехнулся Сережа и рассказал про встречу с Кали. — Ааа, — улыбнулся Николай. — Не обращай внимания. Кали любит новеньких пугать. Вообще она добрая, ведет занятия по раскрытию голоса. — У меня таких шуточек голос вообще пропадает, — Сережа взял дольку груши с подноса. Ну ладно, расскажи мне немного про них, — попросил он, показывая, взглядом на людей.
Николай охотно кивнул. — В кресле сидит Женя. У него несколько джетов, которые он сдает олигархам в аренду. И еще он винный бутик недавно открыл. Девушка, которая массирует ему плечи — Карина. Она сейчас изучает тайский массаж и всем новеньким предлагает сделать сессию, так что готовься.
— А рядом с Женей? — Сережа показал взглядом на сухого мужчину невысокого роста. У него был странно немигающий взгляд и седые виски. Небольшая кожаная сумочка, прикрепленная к правому бедру походила на кобуру. — Это Юра. Он воевал, в горячих точках был. Сейчас помогает в фильмах трюки ставить и курс по выживанию ведет. — Он что — с пистолетом ходит? — Нет, это просто сумка такая. Он говорит, что носит ее, чтобы не отвыкнуть на гражданке от веса оружия на теле. — А вот эти? — Сережа показал на парня, который сидя на диване обнимал двух девушек и что-то шептал им по очереди на ушко. — Это Миша, Лея и Настя. Они полиаморы. У них несколько больших коттеджей за городом, они каждый месяц организуют кинки-пати. Сережа вспомнил про Леху. Возможно он их знает. — Рядом с ними Юля, — продолжал Николай. — Расстановки и Таро. Дальше Кира — она ведет выездные ретриты по нео-тантре — очень хорошие кстати. А еще дальше Серега, твой тезка — он делает чтение Human Design, слышал про такую тему? — Нет, а что это? — Очередной категоризатор Личности, Души и Тела. Современный микс астрологии, Книги Перемен и Каббалы. — Кажется, непонятных слов становится больше. — Ну если захочешь — спроси у него — он с удовольствием расскажет популярно.
Сережа вспомнил журнал с телепрограммой, который покупали его родители. На последней странице размещались объявления про гадалок, астрологов и экстрасенсов.
Мимо прошла Кали в беспроводных наушниках, держа перед собой телефон в вытянутой руке. Похоже, она с кем-то говорила по видеосвязи.
“Да у него блок в горле, это сразу ясно. Ты его голос слышала? Да его вообще нет. С этим работать надо. И чем раньше, тем лучше… Пусть приходит, не стеснятся, позанимаемся. Помогу ему расслабиться, пропоем вместе эту боль, чтобы она вышла из него…”
Кунсткамера какая-то, — пробормотал Сережа, поглядев на Николая. Тот весело улыбнулся.
К кулеру подошли две девушки, обе явно моложе Сережи. Внешне они напоминали хиппи — фенечки, бусы, амулеты из камней. У одной через плечо была перекинута сумка из конопли. — Ты куда думаешь этим летом? — спросила первая. — Мы собирались на юг, но пространство не пускает. Все знаки на Алтай указывают. Там сейчас распаковка места идет. — А где жить? — Сначала в палатках на фестивале. А потом поедем к нашим друзьям, будем помогать им строить эко-поселение. — Выходит увидимся, — сказала подошедшая к ним девушка с красивым низким грудным голосом и дредами. — Ты будешь на фестивале? — Да. Собираюсь туда с шоколадными гастролями. Буду проводить какао-церемонии. — Друзья, кто мне может дать зарядку для телефона? — звонко спросила женщина с необычно большими губами.
Миша-полиамор молча протянул ей аккумулятор с проводом. — Ой, Миша. Вот умеешь ты женщине пригодиться. — Умеет, да, — захихикали девушки по краям Миши.
Это Кристина Рутабага, — шепнул Николай, — модный дизайнер. Проектирует дома на Рублевке. Кристина, похоже, на алтайский фестиваль не собиралась. Платиновая стрижка с укладкой, яркая помада и лак для ногтей, вычурные кольца и высоченные каблуки выдавали другие жизненные приоритеты.
Подошла коротко стриженная молодая девушка модельной внешности. Выглядела она капризно-кокетливо. — Коля, мне нужна твоя помощь как мужчины — нужно подвинуть мебель в малом зале, — сказала девушка Николаю и изучающе посмотрела на Сережу. — Полина — менеджер этого пространства, — представил ее Николай. — А это Сережа — мой друг. — Не могу отказать женщине, — подмигнул Николай Сереже и вышел вместе с Полиной в арку.
Сережа еще раз оглядел холл, налил чаю и сел на большой пуфик рядом с диванами. — Я с начала недели сама не своя, — рассказывала дизайнер Кристина Маше. — Дела из рук валятся, техника барахлит. Два раза за неделю колесо пробила, ну вот как так, скажи? — У меня то же самое, дорогая. Это сопротивление идет. Чистка уже начинается, — кивала Маша. — Не то слово. Я вот решила, что раз так крутит, значит точно надо идти. — Конечно. Я всегда иду туда, где страшно. И посмотри на меня. Страха нет. — Она неестественно засмеялась. — Да что ты врешь? Ты же прямо сейчас сидишь и боишься, — вмешался крупный мужчина с бородой с дивана напротив. Вся вертишься, ерзаешь, крутишься, а нам тут сказки рассказываешь, что страха нет. — Рома, ты чего лезешь? Девочки тебя не спрашивали, они сами разберутся — развязно сказал Миша. — А если я тебе, Мишаня, сейчас в лоб дам при всех — ты как запоешь, а? Это вы себе придумали, что рот надо открывать только когда вас спросят, а я говорю, когда хочу, ясно? И что хочу. — Рома, тебе чего надо? — повернулась к нему Лея. — Мне ничего не надо. Меня бесит твой петух недоделанный, и вы с Машей бесите. Смотреть и слушать противно. Одно вранье.
Все разом притихли — таак… — повернулась к ним Кали. Рома, ты кажется снова корешки свои африканские не доварил, да? — весело спросила она. Все засмеялись.
Рома проигнорировал ее слова и встал, собираясь что-то сказать, но в этот момент к нему быстро подошла женщина в красной юбке, которая вела тантру. Ее имя Сережа не помнил.
— Стоп-стоп-стоп, Рома, давай отойдем ненадолго, у меня вопрос про корешки давно висит. Лучше тебя никто не расскажет. Это ненадолго. А потом вернешься и выведешь тут всех на чистую воду, как ты любишь. Она взяла его под локоть и они вышли в холл. Возникшее в воздухе напряжение ослабло.
В зал вошла Полина. — Начинаем через пять минут. Кому надо в туалет — сходите сейчас. Около туалетов быстро возникла очередь. Оказалось, что помимо того холла, где сидел Сережа, был еще один, полностью заполненный людьми. — Я тут на курс ездил один экстремальный, — рассказывал парень, стоящий перед Сережей своему товарищу. — Нас там расстреливали. — В смысле? — Ну прямом смысле. Встаешь, руки связаны, и смотришь, как в тебя целятся и стреляют. Пули, конечно, резиновые, но пробивают до крови, у меня синяки до сих пор. А кому мало, того потом хоронят. Кладут в могилу с трубкой нырятельной и засыпают землей. Народ там так вскрывался, мама не горюй. Стоявший впереди мрачный парень в капюшоне к ним обернулся. — Мужики, простите, я ваш разговор услышал, и мне стало интересно — а зачем это все делается? — Что делается? — Ну вот это закапывание, расстрел? Парень спрашивал серьезно, без подвоха, но в голосе его было что-то потустороннее.
Парни перегляднулись. — Ну как зачем — чтобы страх смерти проработать. Тот, кто много жалуется на свою жизнь, после такого как правило перестает скулить и начинает радоваться каждому дню. Парень помолчал, словно что-то обдумывая, а потом медленно, чуть растягивая слова произнес: — Проработать страх смерти, говорите? Хм… Мой страх смерти — это пустить себе незнакомую шнягу по вене. Он помолчал и отвернулся.
В коридоре раздался низкий звук барабана или бубна, а затем послышался хриплый голос: “Алло, братва. Живо все в зал. Кто не успел — потом сходите в перерыве.”
Прямоугольный зал был просторный и уютный с деревянными столбами, как на даче. Сквозь приоткрытые окна в скошенной крыше мансарды бил солнечный свет и залетал приятный летний ветерок. На покрытом ковролином полу лежали коврики для йоги, а у одной из стен был пятачок без ковриков, но со стулом. Сережа выбрал место рядом с деревянной колонной, устроился на нем и облокотился. Дальше >
При использовании текста обязательно указание автора и ссылка на www.wakeupand.live