Переговоры прошли на редкость удачно. После всего двух часов удалось достигнуть согласия по всем неоднозначным пунктам, которые нередко затягивали подписание на месяцы. Конечно, ребята знали по опыту, что даже самая отличная встреча не означает быстрого подписания контакта, а подписанный контракт не означает скорого и плодотворного партнерства, но настроение все равно было приподнятым, летним и пятничным.
Друзья спускались в лифте, и Сережа рассматривал их отражения в зеркальных дверях. В их тандеме Костя традиционно олицетворял классику — сейчас он был в новом итальянском темно-коричневом костюме, а на руке блестели дорогие часы, которые он надевал на особо важные встречи. Костюмы Сережа недолюбливал со школы и предпочитал casual-стиль — сегодня это были зеленые джинсы, белая рубашка и бежевый летний пиджак.
Чуть больше недели назад он перестал брить бороду. Это произошло само собой, без какого-то замысла. Просто однажды утром, поднеся к лицу триммер, он почему-то, решил не трогать бороду, а только подровнять края. То же самое случилось и на следующий день, и потом.
И вот сейчас, рассматривая результат в зеркале, он вдруг отчетливо осознал глубину выражения “_отпустить бороду_”. Ее нельзя было _отрастить_, поскольку ее рост сам по себе не поддавался сознательному контролю. Ее просто переставали сбривать, отпуская таким образом на свободу.
— Дай пять, Серый — радовался Костя, поднимая ладонь. — Ведь можем, да? Класс. Как по нотам отыграли, а?
— Да, сыграли хорошо, — согласился Сережа.
— Я только напрягся, когда ты стал задвигать про звезды и мечты. Все не мог понять, куда ты рулишь, думал тебя уже тормозить. А потом смотрю, что их главному нравится, он как-то расслабился и даже улыбаться начал. Как ты это придумал вообще?
Сережа пожал плечами.
— Да как-то… само.
— Само? — хохотнул Костя. — Раньше у тебя такого не было. Ход, конечно, рискованный, но победителей не судят. Я этот пассаж со звёздами запомню.
Сережа улыбнулся и кивнул.
Объяснять, что дело было не в пассаже, он не стал. Да и что он мог сказать? Что он спонтанно увидел щенка-директора и погладил его?
Он тоже радовался, что встреча прошла хорошо, но радость эта не была такой, как раньше, когда они с Костей подписывали первых крупных клиентов. Тогда Мандельвакс и жизнь были одним целым, а сейчас проект виделся лишь кусочком жизни, причем очень небольшим. Партнерство, о котором они сегодня договорились, должно было этот кусочек заметно вырастить, и Сережа опасался, что времени на жизнь от этого станет меньше. Поэтому встреча вызывала противоречивые чувства, и если он чему-то и радовался искренне, так это Костиной экзальтации.
По пути от лифта к выходу Костя оживленно говорил и жестикулировал, иногда хлопая Сережу по плечу или легонько толкая локтем. Он говорил о планах захвата рынка, задавал вопросы, на которые сам тут же отвечал и смеялся. “Как же ему объяснить? — спрашивал себя Сережа, слушая друга вполуха. — И главное — что? Что я хочу отношений и свободы?”
Тяжесть на душе от предстоящего разговора уже не проходила, а только увеличивалась. Пару раз Сережа пытался посмотреть на Костю особым взглядом, но эти попытки провалились. Чем ближе был человек и чем дольше Сережа его или ее знал, тем сложнее было его или ее увидеть. Сложившиеся за годы общения коммуникативные шаблоны мгновенно накрывали с головой, так что оставалось лишь наблюдать за своими автоматическими реакциями. В первую очередь так происходило с родителями и старыми друзьями.
Выйдя из здания, они оказались на Мясницкой, где уже собиралась пятничная пробка.
— Такси возьмешь… или на метро всех перехитришь? — спросил Костя.
— Перехитрю на самокате. А ты?
— А я тут пока, дело есть. У старшего завтра день рождения. Мы ему подарок с Леной давно купили, а сейчас хочу младшему что-нибудь взять в Детском Мире.
— А младшему зачем — чтобы не грустил?
— Ха, — хохотнул Костя. — Сразу видно, что ты без детей. Ну конечно. А то он расстраивается, когда весь день приходят гости и дарят только имениннику.
— Ясно. Ну что — тогда увидимся в понедельник. Хорошо вам отпраздновать.
Костя чуть задумался.
— Слушай, — сказал он, — а может заедешь к нам завтра? Посидим на улице с мангальчиком или у камина, поболтаем, как раньше, а? Про жизнь, про будушее? Сто лет так не делали. Или у тебя уже день расписан?
Последние две недели Сережа старался планировать по минимуму. Каждый день он начинал с проверки сообщений от Киры, в надежде, что она наконец объявится после своих долгих дел. Но, за исключением сообщения с плейлистом, Кира пока молчала.
— Есть кое-что, но все можно двигать, — ответил он Косте.
— Кое-что? — Костя прищурился. — Или может кое-кто? — Он озорно хохотнул и снова похлопал Сережу по плечу, показывая, что отвечать необязательно.
Все-таки когда работаешь с человеком много лет, некоторые вещи понимаешь без слов. Без специального взгляда и начищенных до блеска струн.
— Короче, — продолжил Костя. — Все сдвигай и приезжай. Димка тебя помнит. И Лена будет рада. Ты когда у нас был-то в прошлый раз? Года полтора назад, если не больше.
— А пойдем вместе в Детский Мир, — сказал Сережа. — Куплю Диме подарок какой-нибудь. Заодно посмотрю, что там нынче, давненько не заходил.
— Старик, ты там обалдеешь. Это полный улет, я тебе обещаю.
Они спустились по Мясницкой, перешли площадь, вошли в здание Детского Мира, и Сережа действительно обалдел. Это и правда был целый мир. Они встали на эскалатор и стали подниматься, оглядывая семь ярусов королевства игрушек.
— Сколько Димке лет, напомни? Какие у него пожелания?
— Завтра десять исполняется. Он роботов любит, я ему купил большого трансформера от нас с Леной. А ты можешь какого-нибудь другого взять, тут полно разных. Два робота — это же круче, чем один? — засмеялся он. — Да по-любому. Они могут дружить или драться. Я тебе покажу отдел.
На каждом этаже торгового центра играл свой плейлист, состоящий, в основном, из рекламы. Когда эскалатор оказывался на уровне этажа, то слышался соответствующий плейлист, а когда шел между этажами, то их треки смешивались в неразборчивую какофонию.
На очередном пролете из этой какофонии вдруг вынырнул знакомый хриплый голос:
…
Может, не всё, даже съев пирожок,
Наша Алиса во сне разглядела.
А? Э... Так-то, дружок
В этом-то все и дело.
И не такие странности в Стране Чудес случаются!
В ней нет границ, не нужно плыть, бежать или лететь,
Попасть туда не сложно, никому не запрещается,
В ней можно оказаться — стоит только захотеть.
…
— Ты чего? — Костя подергал его за рукав. — Куда улетел?
— Да чет… — Сережа помотал головой, сбрасывая наваждение. — Песню знакомую услышал. Помнишь пластинку такую?
— Я-то помню. А ты вроде мелкий еще тогда был.
— У меня родители Высоцкого любят, ставили частенько ее. Я не понял только — почему она тут играет? Годовщина какая-то?
— Это реклама детского центра “Страна Чудес”. В начале лета открыли, уже пару месяцев везде рекламу крутят, не слышал? Мы хотели детей туда сводить, но там очередь на неделю вперед, нужно записываться через сайт или приложение.
— Понятно, — ответил Сережа. “Понятно, что ничего не понятно”, — добавил он про себя.
Они пришли в какой-то большой отдел, где Костя подвел Сережу к рядам с роботами, а сам пошел искать подарок младшему сыну.
Пройдя несколько рядов с яркими коробками, Сережа почувствовал, как из памяти начинают выглядывать забытые воспоминания и образы.
Тогда в детстве ему казалось, что игрушек у него мало, и хотелось больше. А взрослые говорили, что у него их, наоборот, много, а мало было у них. Дедушка рассказывал, что у него игрушек не было вообще, и все, с чем они играли в детстве, они делали сами. Вырезали себе рогатки, деревянные мечи, свистульки всякие. В детстве такие истории не вызывали у Сережи ничего кроме удивления и сочувствия, а сейчас ему казалось, что хорошая рогатка ручной работы или вырезанная свистулька с соловьиными трелями гораздо интереснее робота.
Ряды полок образовывали натуральные улицы, и, прогуливаясь по этому городу, Сережа испытывал смешанные чувства. Он радовался пестрому изобилию, выпавшему на долю подрастающего поколения. Но он также видел за этим изобилием усмешки зубастых бизнес-химер. Тщательно спланированные и просчитанные маркетинговые многоходовки, с помощью которых менеджеры выполняли свои квартальные планы в погоне за бонусами. Методы, которые они для этого использовали, нельзя было назвать “белыми” даже с натяжкой. С помощью талантливых писателей, художников, актеров режиссеров и аниматоров они конструировали химеры и маскировали их под добрых героев. Дети сами с радостью их устанавливали, после чего начинали просить родителей покупать все больше и чаще.
Выбрать робота оказалось непросто. Сережа повертел в руках с десяток моделей, и все они показались ему дурацкими. В конце концов, он со скрипом остановился на роботе-самолете из какого-то неизвестного ему мультфильма. По дороге на кассу его внимание привлек стенд с приборной панелью гоночного автомобиля в натуральную величину, и он остановился, чтобы рассмотреть ее и даже потрогать. Рядом с ней оказалась секция радиоуправляемых моделей, и когда Сережа уже хотел хотел пойти дальше, его взгляд упал на коробку с большим радиоуправляемым вертолетом.
В груди что-то странно екнуло, и беззаботный внутренний пейзаж стал пасмурным. Сережа почувствовал, что оказался вдруг перед каким-то старым пыльным сундуком, открывать который страшно, но еще страшнее и хуже его не открывать.
Чувствуя, как в горле начинает расти плотный комок, он осторожно снял коробку с полки. Его глаза скользили по картинкам и надписям, но сам он был далеко. Он стоял перед пыльным сундуком и медленно поднимал его крышку.
Вырвавшаяся оттуда волна моментально накрыла его с головой. Она состояла из вороха образов, запахов, звуков, состояний и слов. Возникший из них поток эмоций тут же заполнил все доступное пространство и потребовал немедленного выхода.
Рыдать горючими слезами посреди магазина игрушек, держа в руках дорогую коробку, — нормальное дело, когда тебе лет пять, но в тридцать? Как и тогда в такси или ночью у Киры, он чувствовал, что происходит нечто важное и старался не сопротивляться. Только надел темные очки и опустился на маленькую табуретку, куда вставали, чтобы дотягиваться до верхних полок. Тело его изредка вздрагивало, а время замедлилось. Он не знал, сколько так просидел.
— А, вот ты где спрятался. А я тебя хожу ищу. Нашел что-нибудь? — раздался сзади веселый голос Кости.
Сережа медленно повернулся к нему, понимая, что очки уже не спасут.
— Серега, ты чего? Что случилось?
Как ответить он не знал, поэтому просто покачал головой.
— Так… накатили воспоминания. Уже прошло почти. Сейчас пойдем.
— Эко тебя растащило, брат. Воды принести?
— Не, уже идем. Я нашел подарок, — он показал коробку с вертолетом.
— Ого. — Костя слегка нахмурился. — Мы вообще с Леной таких дорогих ему не покупаем. Не хотим баловать пацана.
Сережа кивнул.
— Я бы, наверное, тоже так не делал на вашем месте. Поэтому Димке это подарит дядя Сережа. Можете сказать, что он… слегка странный.
Костя стал серьезным.
— Серег, да что с тобой? Ты сейчас двадцатку отдашь, а он этот вертолет разобьет через час. Мелкий он еще для таких игрушек
— Разобьет — значит разобьет, — твердо сказал Сережа. — Дело не в этом.
— Да? А в чем оно, можешь объяснить?
— Я хочу подарить пацану особый миг. Когда приходит что-то неожиданное.
— Не понял. То есть я, по-твоему, таких мигов не дарю? Ты считаешь, я плохой отец? — в голове Кости зазвучал вызов..
— Нет. Я так не считаю.
Сережа глубоко вдохнул, медленно выдохнул и поднял на Костю глаза под очками — картинка никак не изменилась. Вырвавшаяся из сундука волна чуть стихла, но все еще шумела. “Говори, как есть. Смотри и говори”, — пророкотала она, напомнив вдруг Сереже внутренний голос возле рыбного магазина.
Он еще раз глубоко вздохнул, снял очки и посмотрел на Костю.
— Это история не про тебя, а про меня. Когда я был как твой Димка, то в магазинах игрушек для меня было три категории. — Сережа помолчал, прислушиваясь к звуку голоса.
— Первая — это всякая ерунда, которая даром не нужна. Вторая — это то, что можно осторожно попросить на день рождения или, — он усмехнулся, — заказать Деду Морозу. Понимаешь?
— Понимаю. А третья? — голос Кости был одновременно жестким и угрюмым.
— А третья — это игрушки, которые просить было нельзя. И лучше было даже на них не смотреть, потому что тогда взрослые, с которыми ты пришел в магазин поймут, что ты их хочешь. Эти игрушки были дорогие, и взрослые чувствовали себя неловко от того, что вынуждены отказывать ребёнку, которого они любят.
Сказать об этом прямо и честно им было сложно, и их неловкость выходила в виде раздражения и обиды. “Мы деньги не печатаем, чтобы такое покупать”. “Даже не смотри — все равно не купим. Как не стыдно такое просить?“, “Будут свои дети — поймешь”, “Зачем заставлять нас говорить “нет”?”, “Вырастешь — сам купишь”. А иногда дело было даже не в деньгах, а каком-то принципе. Мол, у нас такого не было, и нормально жили. Так что и ты обойдешься.
Костя чуть побледнел, и его рука в кармане брюк сжалась в кулак.
— И вот ты знаешь, что не купят, и потому не просишь и даже не смотришь. Вернее как — смотришь, конечно. Украдкой, когда никто не видит, или когда приходишь в магазин один. Стоишь и смотришь. Потому что нравится.
Сначала мечтаешь, что когда-нибудь потом купишь, когда подрастешь, а затем, понятно, забываешь про все это на многие годы. Пока однажды не зайдешь в такой вот магазин. И не почувствуешь, что можешь вылечить царапину, с которой ходил много лет.
Ты пойми — я этот вертолет сейчас себе покупаю. Тому Сереже, который двадцать лет назад был. Сам этот вертолет ему вообще не нужен, но от оказанного внимания он выздоравливает. А вертолет дарит твоему Димке. Позволь мне это сделать, пожалуйста.
Костя долго молчал, и лицо его не выражало ничего. Казалось, что оператор скафандра ушел куда-то очень далеко и там то ли с кем-то разговаривает, то ли что-то разглядывает.
Наконец он кивнул.
— Хорошо.
— Спасибо.
— А робота, значит, не будешь брать? — показал Костя на коробку с роботом-самолетом.
— Костя, скажи честно, тебе самому эти роботы нравятся? — Новая волна пришла неожиданно. Разглядывать и раздумывать было некогда. — Ну скажи-скажи. Только честно. Нравятся роботы?
— Ну… нормальные роботы, да. Ты куда ты жмешь-то, не пойму. Опять плакать будешь?
— А мне не нравятся. Уродская хрень дебильная. Я бы в них играть не стал. Я хочу подарить то, что нравится мне, понимаешь? Если мне самому классно, то я это свое “классно” тоже подарю. И вообще…
Костя прервал его жестом.
— Сереж, достаточно, — жестко сказал он, подняв руку. — Я тебя услышал. Я вижу, что недооценил эти твои… “процессы”, как ты их называешь в последнее время. Если бы знал, что у тебя сейчас такие “загоны” детские, не стал бы тебя звать вообще. Но отменять приглашение не буду — приезжай, если хочешь. Только отдохни хорошенько, чтобы завтра мы без таких вот сцен обошлись. — Он повернулся и зашагал к выходу.
Глядя, как он удаляется, Сережа почему-то вспомнил мужика в метро. “Остальное жизнь объяснит”, — сказал он тогда. Вот она и объясняет, похоже. Хорошо, если ты научился встречать внутренний шторм и честно его проживать. Но как быть, если твой шторм разрушает чужие жилища?
Когда, держа подмышкой вертолет, он подошел к эскалатору, из динамиков раздалась детская песня:
Не обрывается сказка концом.
Помнишь, тебя мы спросили вначале:
Что остается от сказки потом —
После того, как ее рассказали?
Дальше >